Ни хрена этого не заметил Шмидт. С диким боевым воем он вскочил на высокий камень, где стал отличной мишенью. Но в него никто не стрелял. Никакими планами появление этого добровольного сумасшедшего в бою не было предусмотрено. Отсюда ему были отлично видны недоуменные лица дудковсковцев. Не целясь, от живота он выпустил по ним Длинную очередь и совсем не удивился, когда два или три лица взорвались красным и исчезли.

Он повернулся и со свирепым ревом выпустил вторую очередь по своим, зотовофлотцам. Те, кто не попадал замертво, поторопились спрятаться за камнями.

Автомат раскалился в его руках. Не оставляя себе ни мгновения на размышления, ибо больше нечем было размышлять, Миша спрыгнул с камня, упер в него приклад оружия и взял в рот, засосал горячее отвратительное дуло вместе с мушкой. Дотянуться рукой до спускового крючка было неудобно, но он все-таки дотянулся. Нажал. Патронов больше не было…

Катя иногда забывала о ребенке, которого носила в чреве… Иногда ей казалось, что она еще маленькая, ее за какую-то шалость наказали и заперли в чулан, который оказался чудовищной величины, там свой нехороший мир, где также наказывают за шалости и запирают в еще более темный и замкнутый чулан. И отсюда, где она сидит и плачет, уже не замечая этого, ее уведут и запрут. Она давно слышала о Соленой пещере, где так хорошо, что оттуда никто не возвращается. Туда же сносят убитых и умерших.

Она не помнила, кто и как ее привел в этот незнакомый, почти не освещенный грот. Только одна тусклая электрическая лампочка и керосинка в углу. Тени людей, изредка передвигавшихся по гроту, не пугали и не успокаивали. Невидимая девушка красиво и мелодично пела песни. Когда закончилась «Лучинушка», она без перерыва перешла к «Рябине кудрявой», потом к «Не шей ты мне, матушка…». Отдыха она себе не устраивала, пела тихонько и никому не мешала.

В том числе и Кате Зотовой. Катя была занята важным делом. Вытащив из-под себя довольно чистую простыню, она стала раздирать ее на тонкие полоски и связывать их между собой. Полоски должны быть тонкими, чтобы веревка получилась подлиннее, и в то же время достаточно прочными, чтобы выдержать вес ее тела.

Надо было повеситься, как повесила она своего мужа Сашу, в этом у Кати не было сомнений. Только за что же зацепить веревку? Потолок был темен — ни крючьев, ни прочных балок не разглядеть.

Внезапный толчок в живот изнутри вернул ее к действительности.

— Кто там? — вслух испуганно спросила женщина. Но ответа не было. Она, кажется, знала того, кто там стучит. Определенно знала. Она расстегнула куртку, задрала кверху рубашку. Белое пузо, завязанное на пупок, светилось в полумраке, как маленький шар.

— Мишка? — Катя ласково погладила себя по животу. — Что ты там делаешь? Как ты там поместился?

Спрятавшийся толкнулся еще раз. Это была такая игра. Катя угадывала, в каком месте он толкнется, а тот хитрец пытался ее обмануть. Стало ясно, что вешаться нельзя. Но она все-таки на всякий случай поинтересовалась:

— Эй ты, спрятавшийся там, скажи, почему мне нельзя повеситься? Или ты думаешь, что у меня не получится?

Он не отвечал, продолжая играть, словно предоставляя ей самой возможность догадаться, что в случае повешения такие забавные игры станут невозможны.

Катя опустила рубашку. Что-то мешало ей, заткнутое за бюстгальтер. Она помнила только, что это очень важная вещь, которую никому нельзя показывать. Точно! Это был большой, сложенный в восемь раз рисунок, изображающий колодец, по которому она сможет выбраться из вечной темноты на свет.

Колодец был прямо над нею. Огромное отверстие с неровными каменными краями уходило в страшную высь. Там ярко сверкали в ожидании солнечной смены звезды.

Оказывается, вовсе не для самоповешения Катя плела эту веревку, а для того, чтобы выбраться с сухого и холодного дна колодца, где она сидела и плакала на сиротской кровати. Она знала, что это очень просто. Можно даже не очень размахиваться. Веревка сама полетит вверх и надежно зацепится там за краешек. Только веревка должна быть очень длинной, чтобы достать до этого краешка.

Покончив с простыней, Катя попыталась разодрать шерстяное одеяло. Но оно оказалось довольно прочным, даже зубы не помогли. Она сняла с себя форменные штаны. Нет, и здесь ткань не поддавалась. Нужно было найти нож или ножницы.

Вновь одевшись, она подошла к ближайшему человеку, лежавшему на полу. От мужчины, до глаз заросшего бородой, неприятно пахло немытым телом и мочой. Он лежал, вытянув губы трубочкой и причмокивая.

— Простите, у вас нет ножа или ножниц? Катя потрясла его за плечо, но лежащий совершенно на нее не реагировал.

Она пошла дальше. Пожилая женщина сочувственно покачала головой, но обещала помочь и присоединилась к Кате в поисках инструментов. Вдруг девушке пришло в голову, что если разбить керосиновую лампу, то осколком стекла можно будет запросто разрезать все что угодно. Она решительно направилась в ту сторону грота, где находился источник света, и схватила лампу.

— Что ты делаешь, дура? Не видишь, что ли, — я читаю.

Читающий хоть что-нибудь в этой безумной страна был подобен общающемуся с богом. Сгорбившись на камешке, волосатый и бородатый мужчина читал небольшой отрывной календарь и хорошо, добродушно улыбался. Чтение доставляло ему большое удовольствие.

Календарь был открыт на странице «1961 г. 12 апреля». Читатель нежно в уголке поглаживал эту страницу. Заметив, что Катя смотрит на страницу не как в афишу коза, что она явно грамотна, этот человек еще раз улыбнулся и сказал:

— Вот.

— Вы не знаете, какое сегодня число? — спросила Катя.

— Что ты, милая? Откуда же нам это знать?

— А у вас нет ножа или ножниц?

— Ты что, из космического пространства свалилась? Это же психушка. У нас тут все острое отбирают.

— Да и зачем тебе? — спросила пожилая женщина.

— Психушка… — Катя устало села на камень, прислонилась к стене. — Вот оно что. В психушку засунули.

— Да не переживай ты. — Женщина села рядом, обняла девушку. Большая мягкая грудь этой женщины была теплой. К ней хотелось прислониться и забыть обо всем плохом. — К нормальным людям попала. Как тебя зовут?

— Катя Зотова.

Бородач и толстуха переглянулись.

— Небось скажешь, что ты правнучка товарища Зотова? — внимательно глядя на нее, спросил бородач.

Его лицо со шрамом на правой брови и следами сильных ожогов на щеках, плохо скрываемых клочковатой растительностью, показалось Кате очень знакомым. Где-то она его видела. Но только коротко стриженным и бритым.

Девушка печально кивнула.

— Точно — сумасшедшая, — обрадовалась женщина. — Значит, наша. Меня можешь называть тетя Даша. А это дядя Юра.

— Вы говорите нормальным языком, — констатировала Катя, постепенно приходя в себя после приступа мании. — Так тут говорит только мой Мишка да люди в гроте у Зотова.