– Ты знаешь, зачем я понадобилась Первой Сестре? – спрашиваю я.

Пикси застенчиво хлопает длинными ресницами. Веки у него вертикальные, они открываются и закрываются, как занавес на сцене.

Жуть какая.

– Нам не извес-стно, – бормочет он.

Допустим.

– Но Вторая Сестра не хочет меня здесь видеть, так?

В ответ пикси содрогается.

– Помоги мне выбраться отсюда, и злая Сестра никогда об этом не узнает. Тогда тебя не повесят. Логично?

Пикси кивает.

– Ис-с-спользуй члюк, блес-с-стящая, – шепчет он и пятится еще глубже в заросли.

– Ключ? – переспрашиваю я.

Вряд ли он имеет в виду тот ключ, который Джеб оставил в двери кроличьей норы. Но разве тут есть другой?

Когда Морфей во сне показал мне, как открыть алмазное дерево, он назвал мое родимое пятно ключом.

Я отодвигаю крылья в сторону, чтобы сесть, снимаю сапоги и шевелю пальцами, потирая вспухшие подъемы стоп.

Я слишком долго ношу обувь на платформе не снимая. Уже два дня. Наверное, это неправильно.

Не помню.

Нахмурившись, я закатываю лосины на левой ноге и смотрю на родимое пятно. Я помню, как отреагировала на прикосновение Джеба, когда он погладил мою лодыжку. И что почувствовала, когда Морфей прижался ко мне, чтобы исцелить. Джеб надежный, сильный, честный – настоящий рыцарь. Морфей эгоистичный, ненадежный, непонятный – воплощенный хаос.

Невозможно сравнивать.

И вот я. Во мне есть то и другое. Свет и тьма. Если я должна принять одну сторону, не придется ли отказаться от другой? Сердце у меня ноет при этой мысли. Ведь чтобы быть целостной натурой, нужны обе стороны.

Я рассматриваю родимое пятно и отгоняю прочие мысли. Вполне возможно, что это – карта лабиринта, в который я попала. Он постоянно загибается вправо, скручиваясь клубком. Если предположить, что я нахожусь в самом центре, нужно всё время поворачивать налево, чтобы выбраться.

А если я смотрю на него вниз головой?

У меня кружится голова. От мысли, что я в ловушке, снова перехватывает дыхание. Я встаю, держа в одной руке сапоги, а в другой цепь и катушку. Если идти, каждый раз сворачивая налево, я в конце концов где-нибудь окажусь. Надеюсь…

– Вы идете? – спрашиваю я у пикси.

Хоть они и странные, их общество меня успокаивает. Я пускаюсь в путь по левой тропинке, и за моей спиной шелестят листья. Я шагаю широко, избегая колючек на земле. Мои спутники идут следом, их маленькие фонарики качаются, и я представляю, как забавно выглядит наша процессия.

Будь здесь Джеб, он придумал бы для пикси какое-нибудь смешное прозвище.

Мне грустно, но не очень. «Джеб, ты только держись. Я иду».

В саду стоит мертвая тишина, только дождь шумит над головой. Я уже готова заговорить с моими спутниками пикси, может быть, даже с растениями. Тишина не такая, какой я ее представляла. Много лет я пыталась заглушить голоса цветов и насекомых, страстно желая вписаться в нормальный мир. Но теперь я начинаю думать, что эти голоса понадобятся мне, чтобы вписаться в собственную шкуру. Чтобы стать собой.

К своим крыльям я питаю такие же чувства.

Я летела.

Летела.

И мне не было страшно. Я чувствовала себя сильной и свободной. Живой.

Словно отвечая на мои мысли, левое крыло повисает и стукает меня по голове. Я отталкиваю его за спину, разворачиваюсь и иду обратно, глядя на своих спутников.

– Почему я постепенно начинаю чувствовать себя здесь как дома? – спрашиваю я.

Пикси замедляют шаг, но не отвечают. Тот, на котором, как шарф, надет мой пояс, улыбается жутковатой улыбкой. Тридцать с лишним пар глаз, похожих на металлические пуговицы, любопытно блестят под полями касок.

Слова Морфея о потерянном детстве Алисы не дают мне покоя, как звук текущего крана. Кое-что не складывается: слова Алисы, что ее много лет держали пленницей в клетке, и родимое пятно, которое пропало, когда она состарилась. Морфей что-то скрывает. Если бы только я могла остановиться и подумать…

Далекий раскат грома снова заставляет меня обернуться. Я сбилась со счета, сколько раз мы с моей свитой повернули налево, но эта тропинка кажется длиннее остальных. Я останавливаюсь возле арки, самой высокой и светлой из всех, что я здесь видела. Наверняка за ней выход.

Пикси исчезают в зарослях. Не важно, пойдут они за мной или нет. Ничто не помешает мне покинуть сад.

Моя решимость слабеет в ту секунду, когда я прохожу через арку.

Сапоги, цепочка и катушка падают наземь.

Впереди изгибается туннель, сплошь переплетенный густой паутиной, которая испещрена точками янтарного света.

Однажды в Плезансе, после летней грозы, я увидела на дереве паутину, на каждой нити которой висели дождевые капли. Солнце пробилось сквозь облако, и капли как будто загорелись.

Точно так же выглядит и эта штука, только увеличенная в тысячу раз. Но на гигантской паутине висят не дождевые капли, а розы – прозрачные, как хрусталь, размером с кочан капусты. Пахнут они не так, как в нашем мире. Они издают пряный запах, с ноткой кислоты, точно осенние листья.

Я захожу глубже в туннель. Огоньки пульсируют, как живое сердце, в гипнотическом ритме. Над головой прокатывается очередной удар грома, а по земле ползет туман, похожий на белый ковер. Как в фильме ужасов.

Я придвигаюсь ближе, завороженная электрическим мерцанием света в серединке каждой розы. Я узнаю то, что вижу; точно так же я чувствовала себя, когда прорезались крылья. Свет внутри цветов – остаток жизни. Это и есть сад, где Первая Сестра ухаживает за душами. Я стою посреди покойников Страны Чудес.

Здесь священная земля. Неудивительно, что пикси не последовали за мной. Враз лишившись мужества, я отступаю.

Кто-то шепчет: «Не страшись. Подойди ближе, прекрасное дитя. У меня есть то, что ты ищешь».

Я замираю и тихо спрашиваю:

– Чешик?..

Сомневаюсь, что задачка настолько проста.

«Этого изменника ты здесь не найдешь. Но я могу оказаться гораздо полезнее…»

Голос исходит от одной из роз. Ее прозрачные лепестки слегка окрашены алым. Она похожа на витраж. Я наклоняюсь и заглядываю в серединку цветка, ожидая увидеть твердую гладкую поверхность. Но вместо этого мои пальцы нащупывают мягкий бархатистый пушок, который покрывает лепестки. Он светится и напоминает какое-то диковинное оптоволокно.

Словно отвечая на мое прикосновение, свет делается ярче и вдруг принимает форму лица – пугающе реалистичную, вроде тех камей из белого дыма, которые выдувал Морфея, куря кальян.

– Наконец он нашел тебя, обладательницу моей шпильки, – шепчет лицо и хмурится. – Я думала, у тебя будут рыжие волосы… впрочем, не важно. Цвет мы можем поменять. Ты будешь красавицей…