вечернее небо, разлинованное телеграфными проводами.

— Ты меня осуждаешь, Ирина?

Ирина резко повернулась:

— Да!

«Сестра сейчас уйдет от меня! — и что-то словно оборвалось внутри Лизы: — Неужели отвернется?»

Ирина подошла к Лизе. Нет, она уже не была похожа на девушку-вострушку. Женщина, сочувствующая и осуждающая, смотрела на Лизу.

— Любишь? — спросила она тихо.

— Люблю. — Глаза Лизы блеснули. — Больше жизни! Не могу без него, не могу. Не могу, Ирина, слышишь!

Голос замер. Лиза глухо зарыдала.

— Можешь меня осуждать, презирать, но я буду его любить!

В дверь постучали и тотчас приоткрыли ее, раздался детский голос:

— Добрый вечер!

Лиза вздрогнула. В дверях стоял Андрейка Говоров. В руках мальчика была банка со сметаной.

— Тетя Лиза, ваша Галинка чуть всю сметану не разлила. Идет, а у нее течет и течет, и все руки перепачкала в сметане и даже платье…

— И совсем нет! — пропела Галинка, выглянув из-за спины Андрейки, и выставила вперед ладошки:

— Чистые!

— Успела вымыть? — улыбнулась Ирина.

— И совсем ты не угадала — облизала, вот так! — и Галинка лизнула ладошку языком. Андрейка поерошил вихрастые волосы, зелеными глазами взглянул на Лизу.

— Тетя Лиза, разрешите Галке пойти к нам поиграть на пианино.

Лиза молчала, глядела на пол.

— Идите, ребятки, — сказала Ирина. — Пойди Андрейка, с Галей. Учи ее играть.

Дети убежали. Когда закрылась дверь, Ирина сказала с упреком:

— Ну, вот, ты даже в глаза не можешь смотреть ребенку — разве это… не преступление?

— Любить — преступление? А оставаться с этим человеком, не любя, — не преступление?

— Ты говорила с мамой?

Лиза вздохнула не без раздражения:

— Ну что говорить с мамой! Я не могу и не хочу ей жаловаться.

— О Говорове ты ей тоже не рассказывала?

— Конечно, нет. Никому ничего не рассказывала… Правда… однажды как-то разговорились с секретарем парткома об одной книге, и ты знаешь, Иринка, мне так захотелось ему все рассказать. — Лиза помедлила, уголки губ ее дрогнули: — Знаешь, что мне он сказал: «Простите, но мне некогда заниматься нюансами вашей души»…

— Или чиновник или бездушный человек! — воскликнула Иринка.

— Нет, почему, сестренка? — спокойно возразила Лиза. — Он вроде тебя, по-моему.

— Глупости! — вскипела Иринка.

— Он извинился тут же, что страшно занят анализом производственной программы… Вообще все считают, что он хороший секретарь парткома. Может быть…

— И все-таки, Лиза, лучше бы посоветоваться с нашей плохой матерью, чем с хорошим секретарем парткома!

Лиза подняла на Иринку глаза и словно в раздумье сказала:

— Он все равно уйдет от этой… своей жены, — Ирина уловила оттенок почти злорадства в голосе сестры. — Уйдет не из-за меня… Он не будет жить с женщиной, которую не любит и не уважает… Он — честный человек! И сделает решительный шаг раньше, чем я…

Ирина ласково обняла сестру.

— Пусть уйдет, Лиза, пусть, — сказала она. — Но только не из-за тебя!..

2

Лиза не знала, что решительный шаг был уже сделан Максимом Андреевичем.

Два дня назад Говорова неожиданно вызвали в трест. Управляющий областного торфотреста знал Говорова со дня его приезда на Соколовское предприятие. Он ценил в нем не только способного, деятельного инженера, но и человека общительного, прямого, с уважением относящегося к людям. Порасспросив Говорова о работе, управляющий сказал:

— А вам не кажется, Максим Андреевич, что вы засиделись в Соколовке?

Думая о своем, Говоров улыбнулся.

— Кажется, Александр Александрович.

— Ну, вот, и отлично! — управляющий блеснул вставленными зубами. — И я так полагаю. Вот что, дорогой Максим Андреевич, мы решили вас вытащить в трест… Будете начальником производственного отдела… устраивает? — Он посмотрел на Говорова. — Вот уж и возражать собрался! Квартира беспокоит! Есть в городе для вас квартира со всеми удобствами.

Максим Андреевич закурил, задумчиво следя за тающими струями дыма.

— Нет, не смогу принять ваше предложение, Александр Александрович. Спасибо, но не могу, — он посмотрел в недоумевающие глаза управляющего, — да вы сами откажетесь от меня, как только услышите мою причину, — продолжал Говоров.

— Да совсем нет! — управляющий сделал протестующий жест рукой в сторону Говорова. — Мы здесь вас со всех сторон рассмотрели.

Говоров усмехнулся:

— …Не со всех. — Он резко повернулся на стуле к управляющему. — Я развожусь с женой, Александр Александрович. Думаю уехать с Урала…

Управляющий смутился и растерялся. Он потер свой высокий лоб с залысинами у висков.

— Как же вы так?.. Нехорошо ведь. Все ли вы взвесили? Все-таки ломаете семью, бросаете сына…

— Не сына, а жену.

Максим Андреевич поднялся.

— До свидания, Александр Александрович, как видите, выдвигать меня по служебной линии нецелесообразно.

— Да, да, как-то неладно получилось, — торопливо заговорил директор… — впрочем, да, нецелесообразно…

Максим Андреевич вышел от управляющего, не дослушав его.

«Андрейка, сынок, я сделаю все, чтобы и на расстоянии ты всегда чувствовал, что у тебя есть отец. Я клянусь тебе в этом»…

…Сейчас хмурый и расстроенный Максим Андреевич сидел у себя в кабинете… «До отъезда буду спать здесь, на полу!» И тут же иронически улыбнулся: «Нашел выход? Поздравляю!» Нет, от упреков и слез жены, от вопрошающих глаз Андрейки не укроешься ни в каком кабинете, не убежишь…

Объяснение с женой было длительным.

Она удивлялась и не понимала.

— Разве я плохая жена? Хозяйка? Где ты найдешь лучшую? — Нина Семеновна истерически зарыдала: — А сына я тебе не отдам! Не отдам!

— Пойми ты, Нина, — убеждал ее Говоров, — мы с тобой же совсем разные люди. С любым другим человеком, даже с Позвоночниковым, ты будешь счастливее, чем…

— Ты ревнуешь меня к Позвоночникову… — Нина Семеновна широко раскрыла глаза, ей показалось, что она поняла мужа. — Но, если я ему нравлюсь, что особенного?..

Она говорила что-то еще, но Максим Андреевич, безнадежно махнув рукой, ушел в свой кабинет.

Но сейчас Максим Андреевич спрашивал себя: «А все ли я сделал, чтобы как-то поднять жену, заинтересовать чем-то значительным?» И честно отвечал себе: «Нет, наверное, не все… Стоило, может быть, чаще и больше убеждать ее?» «Ну, а если бы она завтра сказала: «Максим, я буду другой. Буду жить умнее, твоим другом буду». Что бы я на это ответил? «Нина, я рад этому, но не обессудь — любить уже не могу. Поздно. Полюбил другую. И не разлюблю».

3

— Привет представителю науки! — сказал Яков Аркадию. — Тебя я, Лиза, сегодня видел. Прими… — И он передал ей завернутую в бумагу бутылку вина.

— К чему это, Яша? — Лиза хотела возвратить бутылку. Но Яков ловко увернулся.

— Диссертацию защитил Аркадий? Защитил. У нас с Ириной дипломы в кармане? В кармане. Свадьба будет? Будет. Обмывать все это надо? Надо!

Глядя на Якова, на его озорные синие глаза, на открытую улыбку, Лиза подумала: «С ним, наверное, все