litbaza книги онлайнСовременная прозаПаранойя - Виктор Мартинович

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 74
Перейти на страницу:

Я думал так на диване, еще надеясь заснуть, ведь Иногда случалось так, что я действительно засыпал, и какое–то количество часов темноты за оконным стеклом выпадало, но нет — не сейчас, у меня была слишком интересная игра в хеппи–энд, а потому я залил кипятком щепоть душистого черного чая из банки и расхаживал по кухне, как герой Достоевского, потом — пошел в зал и включил телевизор, и мелькание полуобнаженных тел в музыкальном канале создавало ритмическое напряжение, под которое хотелось складывать свой сюжет в слова песни в стиле соул, причем сразу — на английском.

Итак, Лиза, кровь, желчь и «кишечная масса», как выразился наш обходительный следователь, получены тобой были от подружки–врача, может быть даже — с уплатой денег, но мне не хотелось бы плохо думать о подружках–врачах. Стул был перевернут, кровь пролита (и неверно опознана экспертизой как твоя собственная — нужная группа, всего–то нужная группа!), желчь разбрызгана, сама ты уехала автостопом в какой–нибудь далекий российский город. В тот момент, когда я царапался в твою квартиру, ты была там и все слышала, но принципиально замолчала, ведь я не оправдал твоих надежд и вообще оказался мудаком, не готовым принять тебя с чужим ребенком под сердцем. Ты сказала себе: я посмотрю, как далеко пойдет мой медведь, пытаясь отыскать меня. И, когда тебе рассказали (вопрос, кто? Скажем так — добрый человек в МГБ!), что я встретился с Муравьевым, да поговорил с ним так, что он меня вышвырнул из лимузина буквально на ходу, ты осознала — да, медведь достоин прощения. Ты купила у пенсионера спавшую в гараже до лета двадцатилетнюю «Ладу» и ехала всю ночь по раздолбанным дорогам Смоленщины. Сейчас ты позвонишь мне в дверь, мы обнимемся, поцелуемся — правда, скорее, на фоне рассвета, чем на фоне заката, и умчимся в прекрасную, туманную неизвестность, ждать рождения ребенка, которого, по твоему настоянию, назовем Экклезиаст. Дома будем звать его Эклером, уменьшительно–ласкательное — Клуша.

Звонка в дверь не было, и я начал разворачивать следующую (какую по счету?) версию нашего с тобой хеппи–энда, когда на дворе обнаружилось какое–то движение, чрезмерное для четырех часов утра. Там были машины, люди, переговаривавшиеся приглушенными голосами, хлопанье дверей, хриплые шумы раций, и вливалось это все прямо в мой подъезд. Дверь заорала звонком — причем звонком бесконечным, — чей–то палец нажал и не отпускал кнопку всю ту минуту, пока я накидывал на себя одежду поприличнее и спешил обозначить свое присутствие дома криками «кто там», «кто там», хотя уже было до жути понятно, кто именно там.

— МГБ, откройте! — раздалось из–за двери.

Лестничная площадка с трудом вмещала всех пришедших визитеров. Здесь было с десяток милиционеров в черных кожаных куртках и низко надвинутых фуражках, люди в штатском — в темных шерстяных пальто и костюмах всех оттенков серого, здесь был даже сосед снизу, усатый Саша, в белой майке без рукавов с пятнышком борща на груди и стеганых спортивных брюках. Из–за спин милиционеров появился следователь Пупик, допрашивавший меня недавно, и бодренько затараторил.

— Здравствуйте. Цупик. А что это мы не спим? Подъехали, смотрим — свет горит. Что такое? Бессонница? Или предупредил кто? — весело и дружелюбно спросил он.

Я не нашелся что ответить на этот вопрос, лишь сложил лицо в вежливую гримасу «чем обязан?».

— Анатолий Петрович, у нас санкция прокурора Центрального района на ваш обыск, — сказал следователь. — Обыск и, чего уж нам скрывать, арест в зависимости от результатов обыска. Вы не будете препятствовать работе следственной группы?

Я все продолжал думать о том, какую роль в следственной группе играет мой добродушный сосед Саша, в майке с пятном и трико с полосками, но, видно, какая–то часть моего существа была полностью готова к обыску и говорила «можете начинать работу», «квартира в вашем распоряжении».

Я все хотел спросить у Саши: «И ты, Брут?» — но не решался, а Саша пропустил всех этих людей вперед, в мою квартиру, и остался стоять на площадке, а когда я подошел к нему, молча подошел, пожаловался: «Разбудили. Сказали: «Понятым будешь“. А чего тут за шухер у тебя? Мне на работу в полседьмого вставать. Надолго это?» Я развел руками — голосом выразить что–то вроде «мне очень жаль, сколько будет длиться, не знаю, меня подозревают в убийстве, помнишь, как мы с тобой в домино прошлым летом зарубались?» было бы сложно.

Милиция и штатские разбрелись по комнатам и обстоятельно перерывали, переставляли, опрокидывали, прощупывали, выворачивали, разнимали вещи, поставленные на свои места еще отцом. В их действиях было что–то от отцовского интереса к природе вещей, но составные части, например, будильника интересовали сыщиков не для того, чтобы понять, как его сделать, но — для того, чтобы понять, что он может в себе таить. Папа мог разобрать и собрать ВАЗ–2107, эти же могли бы его только разобрать, раскидав запчасти по земле. Двухметровый детина в милицейской форме доставал по одной книжке из шкафа, быстро их пролистывал, держа даже не перед глазами — перед носом, и кидал себе под ноги. Не клал и даже не «ложил», а именно кидал — так, что переплеты хрустели, страницы рвались и сминались, и я, не выдержав, присел рядом и стал оттаскивать их, как раненых бойцов с поля боя, в сторону, разравнивать смятые страницы и ставить одну на другую, ровными стопочками: Салтыков–Щедрин, Чехов — собрания сочинений, семейная гордость, неразрезанные страницы, а милиционер скосился на меня, не прекращая своей работы, так, будто я умирающий, пытающийся затащить с собой на тот свет комод с мельхиоровой посудой. Мне захотелось объяснить ему, Лиза, что книги — не то же самое, что мельхиор, что с ними так — не надо, что их, даже если меня сейчас загребут, можно сдать в их библиотеку, прямо в МГБ, и вот этот милиционер сможет посмеиваться, читая едкого Щедрина, но сказал я только одно слово:

— Зачем?

А он как будто специально так их швырял перед собой, чтобы я спросил, и с удовольствием, по первому этому требованию, выдал:

— Если вашим личным вещам в результате обыска нанесен вред, вы можете обратиться в суд с требованием компенсации. — И, запустив очередной том («Айвенго» Вальтера Скотта), как плоский камушек–скакун в воду, в дальний угол, где тот хряснулся о стену, добавил: — Когда отсидите, конечно.

Несколько человек хмыкнули: чувствовалось, что это не первый их обыск за ночь, а количество шуток ограничено, и еще пару объектов назад они бы поддержали коллегу хохотком, но сейчас, в пятом часу ночи, будут экономить силы.

— А почему Пятый отдел всегда проводит обыски по ночам? — спросил я у двух жутко скрипучих кожаных курток, вскрывавших колонки моей аудиосистемы.

— Днем много оперативной работы, — басовый Динамик был взрезан перочинным ножичком, прорезиненная тростниковая бумага, еще недавно умеющая быть скрипкой, флейтой, бас–гитарой, свесилась вниз, как рука покойника.

— Может, я вам помогу? — предложил я двоим мужчинам, срывавшим заднюю крышку телевизора, позабыв открутить один из шурупов, и пластмасса дала трещину.

— Василий, займись, — кивнул на меня один из них, по всей видимости, в большем, чем Василий, звании.

1 ... 63 64 65 66 67 68 69 70 71 ... 74
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?