Последовало короткое молчание, скорее печальное, чем неловкое. Никому из них не хотелось вспоминать тот день.

Пиппа решила, что должна быть абсолютно честной.

– Даже если Грегори питает ко мне нежные чувства, – она не осмеливалась предположить, что он любит ее, – у меня есть свои планы, леди Брейди. Я… я боюсь выходить замуж. Я видела, что случилось с моей мамой. Вы же знаете ее историю. Она была известной актрисой, живой и жизнерадостной, и где это все теперь? Я, конечно, не считаю, что Грегори такой же, как мамины мужья, но боюсь стать кем-то, кем быть не хочу. Например, я не испытываю особого желания быть хозяйкой лондонской гостиной… надеюсь, вы не возражаете, что я так говорю.

– Ничуть, – решительно ответила леди Брейди. – С тех пор как мне минуло десять лет, моей величайшей страстью было и остается шитье. Я не оставила это занятие только потому, что я маркиза. Да, я принимаю активное участие в светской жизни Лондона со всеми хлопотами, которые это подразумевает. Но я обнаружила, что мне это нравится. И все потому, что я с Майклом. – Ее взгляд смягчился, и Пиппе польстило, что она назвала мужа по имени, словно они закадычные подруги. – Он никогда не просил меня отказаться от любимого дела, – продолжала леди Брейди. – Я горжусь тем, что могу сшить платье, достойное того, чтобы его носила королева. То, что на мне сейчас, я тоже сшила сама.

Платье было из легкого голубого муслина с лентами более темного оттенка того же цвета, спускающимися вниз по середине юбки, от самого корсажа до замысловатой оборки каймы.

– Правда? – Пиппа была изумлена. – Оно такое красивое. И очень французское.

Леди Брейди улыбнулась:

– Спасибо. Я хочу, чтобы ты знала, что я до сих пор время от времени выполняю заказы. Некоторое время назад, когда Дженис училась в пансионе в Швейцарии, я шила платья для ее европейских одноклассниц, а некоторые из них принцессы. Они восхищались нарядами Дженис и не могли поверить, что их сшила ее мама. – Она усмехнулась. – Стоит леди начать зарабатывать деньги, Пиппа, и очень трудно бывает от этого отказаться.

– Вы такое вдохновение для меня, миледи.

– Это не входит в мои намерения. – Она улыбнулась. – Я просто хочу, чтобы ты поняла, что если у тебя есть страсть, так чудесно иметь возможность разделить ее с человеком, которого ты любишь. В браке люди должны чтить и уважать – да что там уважать, прославлять – таланты, которые привнес в отношения другой человек. Эти дары – неотъемлемая часть того, кто мы есть. Например, я любила не просто шить. Всех женщин обучают шитью, всех поощряют к этому занятию. Но я любила сама придумывать фасоны нарядов для других женщин и девушек и вести собственный магазин. Немногие джентльмены высшего света одобрили бы это, тем паче женились бы на женщине такого положения.

– Это точно, – согласилась Пиппа. – Но, леди Брейди…

Она не знала, как сказать.

– Что, моя дорогая?

– Грегори не хочет, чтобы я ехала в Париж учиться изготовлению сахарной скульптуры. Тем не менее он предложил повезти меня туда на несколько недель вместе с вами и вашими дочерьми, что было великодушно с его стороны. Однако в целом он относится к этой идее весьма неодобрительно. Говорит, что мой долг – выйти замуж. Настаивает, что мне надо в Лондон.

Леди Брейди подалась назад.

– Ты сказала, Грегори предложил взять тебя в Париж?

– Ну да.

Маркиза рассмеялась так громко, что мистер Доусон даже пошевелился во сне.

– Пиппа! – Она вновь накрыла ее ладонь своей. – Грегори обожает сестер и меня, но он терпеть не может путешествовать с нами, если только мужчины в нашей компании числом не превосходят женщин. После окончания Оксфорда он отвергал любую возможность куда-то поехать с нами, заявляя, что женщины берут с собой слишком много сундуков и вообще столько болтают и суетятся, что у него от всего этого раскалывается голова. И он в этом отношении совершенно непреклонен. То, что он сказал, что возьмет тебя в Париж вместе со мной и девочками… – Она снова засмеялась. – Не могу дождаться, когда расскажу об этом Марсии, Дженис и Синтии.

– Да? – Пиппа не удержалась и тоже тихонько хихикнула.

– Этого доказательства для меня более чем достаточно, – отсмеявшись, сказала леди Брейди. – Держу пари на свое лучшее платье – то, что я надевала на представление Дженис ко двору, – что Грегори влюблен. Мать в таких делах не обманешь, знаешь ли.

– Это очень мило с вашей стороны – спорить на свое лучшее платье. – Пиппе хотелось то смеяться, то плакать от переживаний… и эйфории, потому что она влюблена, но не знает, что с этим делать. – Но думаю, что хотела бы услышать эти слова от самого Грегори.

– Разумеется. Спроси его, почему он хочет, чтобы ты поехала в Лондон. Решишься? – Маркиза широко улыбнулась.

– Решусь, – ответила Пиппа и тоже улыбнулась.

Было три часа, когда Грегори завидел вдалеке серую карету, быстро движущуюся ему навстречу, а следом за ней ехала еще одна. Облегчение его было настолько сильным, что он даже не подумал, что может означать присутствие второй кареты. Он натянул поводья Принца, чтобы немного перевести дух. Жеребец недовольно заржал, но Грегори успокоил его утешающими словами:

– Она вернулась. У нас еще один шанс завоевать ее.

Во всяком случае, он надеялся на это. За последние несколько часов он проскакал не по одной неверной дороге, ища не в том направлении. А вдруг карета пуста или в ней только мистер Доусон?

Должно быть, его беспокойство передалось лошади, потому что Принц стоял, насторожившись: навострил уши, вытянул свою длинную шею и тоже ждал. Когда две кареты приблизились, Грегори заблаговременно вскинул руку, предупреждая первую из них – ту, в которой, он надеялся, ехала Пиппа, – о своем присутствии. Возница сразу же натянул вожжи, и секунд через двадцать упряжка остановилась перед Грегори. Следующая сделала то же самое.

И сердце Грегори едва не остановилось. На кучере черной кареты была куртка с большими золотыми пуговицами – отличительный знак дома Брейди.

Что за черт?

– Гораций, это ты? – прокричал во все горло Грегори.

– Да, мастер Грегори! – отозвался с козел кучер черной кареты. – То есть лорд Уэстдейл!

Грегори услышал, как распахнулась дверца второй кареты. Через секунду на дорогу выпрыгнул хорошо одетый джентльмен.

– Грегори? – Это был отец. – Мы с твоей матерью здесь с визитом.

Боже милостивый. Отец зашагал по дороге, остановился рядом с дверцей серой кареты и скрестил руки. И выглядел он не слишком радостным. Что ему известно?

И что, черт возьми, происходит?

Но Грегори не мог тратить время на догадки. Сейчас для него главное – увидеть Пиппу.

– Здравствуй, отец, – угрюмо поздоровался он, потом посмотрел на возницу серой кареты. – Где она? – прокричал он со спины Принца, и ему было наплевать, кто услышит муку и отчаяние в его голосе.