сразу. Сначала воевода Корней распорядился разыскать пожитки отца Меркурия и доставить в дом при церкви, где обитал предыдущий священник, а сам вызвался проводить отца духовного к церкви. И проводил, ведя коня в поводу.

Потом был молебен по случаю благополучного прибытия, потом священника одолели новые прихожане и особенно прихожанки. Словом, отец Меркурий смог отправиться на воеводское подворье только вечером, зато в специально присланных за ним санях.

На подворье они, по выражению Корнея, накатили по маленькой в компании полусотника Луки, боярина Фёдора, десятника Егора, купца Никифора и Лавра – сына воеводы, да закусили чем Бог послал. Бог послал обильно, но строго постное. А потом воевода пригласил священника в баню.

«Терма – это прекрасно! Особенно после долгой дороги. Но ты заметил, Макарий, что эпарх Кирилл подчёркнуто ограничивается ничего не значащей приятной болтовнёй. И остальные тоже. Может быть, тут, как в старом Риме, принято решать вопросы политики, жизни и смерти в бане? Почему бы нет – этот обычай не умер и дома, и даже дикие франки потихоньку его перенимают. А что, в бане люди размякают и не пытаются сразу поубивать друг друга. Переговорам это обычно на пользу».

Зашли в парную, поддали пару, истово хлестались вениками. Отец Меркурий чувствовал, как с каждой каплей пота его покидает дорожная усталость, а вот напряжение, наоборот, растёт – разговор всё не начинался. Когда терпеть не стало мочи, вывалились через предбанник во двор и с блаженными воплями рухнули в специально натасканный для этой цели гигантский сугроб. Отец Меркурий уже достаточно познакомился с русскими банями, чтобы получать удовольствие от процесса, тем более что одноногих, ведь на деревяшке в парную не полезешь, деятельно опекали Лавр и Егор. Ну как опекали – вытащили из парной волоком, метнули в сугроб, ухнули рядом, а потом достали воеводу и священника из сугроба и уволокли обратно в баню.

Только после третьего раза Корней решил передохнуть:

– Хорош, Лавруха! – возопил он, когда сын выловил его из сугроба. – В предбанник волоки. Отдышаться надо!

В предбаннике все чинно расселись на лавках. Откуда-то появились квас и пиво. Отец Меркурий жадно выхлебал ковш квасу – после парной тело просило воды. В прямом смысле слова жаждало.

«Однако, Макарий, ты заметил, что к пиву приложились только Фёдор и Никифор, а воины довольствуются трезвым квасом? Не думаю, что дело тут в воздержанности. О! Господин логофет тоже перешёл на квас. Как интересно!»

– А давно ты в монашестве, отче? – вдруг спросил воевода Корней.

– Да уж скоро семь лет, – светским тоном отозвался отец Меркурий. – После битвы при Поливоте призвал меня Господь к сему служению.

– Ногу там? – с видимым участием спросил Лука.

– Там, почтенный аллагион[87], – кивнул священник. – Конём турки стоптали.

– И мне конём, – усмехнулся воевода, – только половцы на Палицком поле. По роже там же попало. Сына Фрола тоже там потерял.

– Упокой, Господи, душу воина Фрола, живот свой на брани положившего, – отец Меркурий перекрестился.

– А у тебя, отче, прости, дети есть? – вдруг вступил в разговор боярин Фёдор.

– Были. Жена тоже.

– Померли? – спросил боярин Фёдор с видимым участием. – Как звали-то их?

– Нет, убили. А звали жену Еленой, а сыновей Николай и Маврикий.

– Сарацины? Али печенеги? – влез в разговор Никифор.

– Наёмные фряги[88].

– Понятно, – протянул воевода. – Ты в походе тогда был?

– Да.

– Небось в том, где ногу оставил? Домой вернулся, а вместо дома головешки?

– Нет, раньше ещё.

– Понятно… Давай тогда и твоих, и моих помянем, – воевода кивнул сыну.

Выпили на помин души. Помолчали. Потом Корней встряхнулся:

– Кхе! Чего это мы, мужи? Не время сырость разводить, да и не место. Лавруха, волоки меня в парную!

Отец Меркурий лежал на полке, подставляя венику то один, то другой бок, и думал. Как ни странно, раздающиеся сверху экстатические звуки, издаваемые боярином Фёдором, которого Лука безжалостно охаживал веником, мыслительному процессу очень даже помогали.

«Итак, что мы имеем в этой бане? Самого воеводу Корнея, полусотника Луку, боярина Фёдора, купца Никифора, десятника Георгия и Лавра, который за всё это время не произнёс ни слова. Почему именно они? Давай думать, Макарий. Итак, что нам вывалили во время разговоров почтенные матери семейств? И как это соотносится с тем, что мы с тобой узнали другими путями. Давай-ка последовательно…

Первое – умирает староста. Умирает не от старости, а оттого что его сильно ранили во время недавнего бунта рабов. Рабов подбили на бунт какие-то заболотные, из чего следует, что тут есть болото, а за болотом живут некие личности, не питающие к моей пастве братских чувств. А ещё прихожанки поведали, что у старосты бунтовщики убили жену, и это его подкосило. Говорят, что, когда вернулся в село после боя, держался, хоть и ранен был тяжко, а как про жену узнал, впал в беспамятство и не выходил из него несколько дней. А как вышел, всё молчит…

Второе – староста воеводе Кириллу друг детства, товарищ, брат и соправитель, но его по понятным причинам тут нет. Значит, кто-то за него. Кто? Может быть, рыжий полусотник по прозвищу Говорун? Не знаю, не знаю. Он скорее похож на правую руку Корнея, но руку, а не вторую голову. Значит, полусотника пока определим в заместители, префекты претория.

Третье – боярин Фёдор. Сборщик налогов и представитель князя. Друг юности воеводы Кирилла. Похоже, что и сейчас друг и соратник, но, видимо, всё же до определённых пределов – он сейчас по другому ведомству служит, и это не может не сказываться. Зачем он здесь? Постой-ка, Макарий, тебе же рассказывали, когда воевода ещё не оправился до конца от ран, его власть хотел перехватить некто Пимен и уже начал смазывать колёсики при княжьем дворе, но раб божий Кирилл успел раньше, представив ко двору себя и внуков, после чего князь передумал распускать ратнинскую сотню… А обеспечил эту комбинацию не кто иной, как боярин Фёдор, предупредив друга и щедро сыпанув песочка в смазанные Пименом колёсики. В результате всего этого Пимен скоропостижно умер. Феофан предполагал, что от острого отравления железом. Понятно, значит, боярин здесь ради обсуждения политических вопросов.

Четвёртое. Купец Никифор. Богат, любит лезть в политику, но не явно, а дёргать за ниточки. Осторожен. О том, насколько он богат и какие ниточки у него в руках, догадываются немногие. Дядюшка поднадзорного. Подозрительно много крутился в Турове вокруг князей и владыки. К Варваре тоже захаживал. Паникадило пожертвовал. Но больше всего обхаживал князя Городненского. Даже снял на время привычную личину средней руки купчишки.