Отступив от окна, Милана на миг задумалась, не стоит ли к разговору переодеться — сейчас на ней было скромное серое платье, негласно считавшееся домашним. Можно было сменить его на что-то более презентабельное, в фамильных гербовых цветах, или наоборот — на строгий мундир первокурсницы Федоровского кадетского корпуса. Время для этого у нее имелось, пусть и в обрез…

— Перебьются… — пробормотала молодая графиня, тряхнув своей шикарной черной косой. — Пусть еще скажут спасибо, что не в пижаме встречаю!

Решив так, Воронцова быстрым шагом направилась в свой рабочий кабинет: вот что-что, а бумаги, разбросанные там на столе, стоило к появлению чужаков разложить поаккуратнее.

— Его сиятельство граф Ростопчин и господин Левин — с деловым вопросом! — доложил ей облаченный в красную с серебром ливрею лакей через несколько минут.

В кабинете к этому моменту уже царил идеальный порядок.

— Просите, — кивнула Милана. — И проследите, чтобы нас не беспокоили!

Слуга исчез, и пара визитеров показалась в дверях.

— …снесем, разумеется, — проявив уже верх бесцеремонности, на входе в кабинет поручик как ни в чем не бывало продолжил что-то увлеченно втолковывать своему поверенному. — Все внутренние перегородки второго этажа — также уберем к духам. Устроим там бальный зал. Сад полностью перепланируем. Черные розы — фу, мерзость какая! Посадим там яблони или вишни…

Антон Игнатьич в ответ лишь рассеянно кивал, опасливо косясь при этом на хозяйку: таким, как он, зазря выводить из себя молодую графиню, пусть и пребывавшую ныне на грани — да что там, уже, почитай, за гранью! — полного разорения, было все же не с руки.

— Господа, я вам случайно не мешаю? — сухо поинтересовалась из-за стола Воронцова.

— Вовсе нет, — небрежно бросил ей Иван Ростопчин и снова повернулся к Левину, явно намереваясь продолжить прерванный монолог.

— Господин поручик! — снова окликнула его девушка, слегка приподнимаясь из кожаного кресла. — Извольте вести себя подобающе! Вы не у себя дома!

— В самом деле? — изобразил удивление семеновец. — А я как раз полагал, что уже у себя. Антон Игнатьич, разве я не прав? — выразительно уставился он на поверенного.

— С формальной точки зрения — не вполне, — извиняющимся тоном проговорил Левин. — Мы с вами еще даже не предъявили к оплате векселя!

— Ох уж сии юридические закорючки! — скривился Ростопчин. — Ладно, сударь, давайте, делайте свою работу! — с этими словами он без приглашения плюхнулся на стул для посетителей.

Прежде чем опуститься на второй, такой же, Антон Игнатьич таки вопросительно посмотрел на Воронцову:

— Позволите, молодая графиня?

— Присаживайтесь, сударь, — буркнула она.

— Благодарю.

Поверенный занял место напротив хозяйки, пристроил на коленях кожаный портфель, который до того держал под мышкой, раскрыл его и принялся выкладывать на стол бумагу за бумагой.

— Как вам, без сомнения, известно, Милана Дмитриевна, в настоящее время я представляю интересы Его сиятельства графа Ивана Ростопчина… — начал Левин, кивнув в сторону увлечено изучавшего лепнину высокого потолка поручика.

— Меняете хозяев, как перчатки, сударь, — не сдержавшись, хмыкнула девушка.

— Что поделать, — без малейшего смущения развел руками Антон Игнатьич. — Чудовища любят грозу, а мастеровые — покровителей, — продолжил он расхожей поговоркой. — После того, как ваш уважаемый покойный отчим, Анатоль Глебыч, разорвал со мной все отношения — обидевшись за ту мою разовую подработку на Сергея Огинского — мне пришлось искать себе новое место. Таковое мне согласился предоставить граф Василий — также, увы, ныне покойный…

— Вашими стараниями, дорогуша, покойный! — бросив разглядывать потолок и обратив наконец свой взор на Милану, вставил язвительную ремарку поручик.

— Уже сожалею, что оказала вам эту услугу, милейший, — парировала Воронцова.

— Правильно сожалеете, — хмыкнул Иван. — Я — не мой батюшка и не чистоплюй-братец! Спуску вам уж не дам! — хищно прищурившись на собеседницу, пообещал он.

Можно подумать, что старый граф стал бы с ней цацкаться…

— Прошу вас, сударь продолжайте, — демонстративно отвернувшись от офицера, бросила девушка законнику.

— Итак, как все мы знаем, несколько дней назад граф Василий отошел в Пустоту, — снова заговорил Левин. — И вопрос о том, кто из сыновей должен ему наследовать, казался на тот момент весьма непростым. Но вышло так, что Павел Васильевич, брат Ивана Васильевича, также скоропостижно скончался — от ран, полученных на государевой службе. Не зря говорят, что беда не приходит одна…

— Кому беда, а кому и мзда, — процедила Милана, невольно покосившись на семеновца: убитым горем тот, ясное дело, не выглядел.

Известие о смерти поручика Собственного Его Императорского Величества Конвоя Павла Ростопчина она получила нынче утром. И означало оное для молодой графини, ни много ни мало, катастрофу. Разбирательство, кто из братьев Ростопчиных станет наследником графа Василия, иди оно своим чередом, по всем прикидкам не должно было завершиться ранее, чем через неделю. Этого времени ей наверняка хватило бы, чтобы раздобыть нужные средства.

Не далее как вчера Милана наконец сумела выйти на российского представителя флорентийских финансистов Барди и Перуцци. Тот заверил Воронцову, что кредит она получит — разумеется, под колоссальную лихву, но привередничать тут уже не приходилось. Увы, вопрос никак не мог решиться быстрее, чем за трое суток.

Пока же в распоряжении молодой графини имелось всего триста семьдесят тысяч золотом. При необходимости разом уплатить миллион — все равно, что не имелось ничего.

И что за дух дернул Павла Ростопчина сунуться в Поднебесную — говорят, свои неизлечимые раны он получил именно там, чуть ли не у самой Великой Стены?!

Какое-то гиблое место этот Китай! Ясухару там взломали, от Огинского-Зотова с Муравьевой и фон Ливен, отправившихся выручать самурая, вот уже несколько дней нет никаких известий… А теперь еще и Павел Васильевич сподобился нарваться на неприятности… К немалой радости, надо полагать, своего «любящего» братца-близнеца.

— Таким образом, единственным и полноправным наследником покойного Василия Ростопчина признан его сын, Иван Васильевич, — заключил между тем Антон Игнатьич. — Вот официальное свидетельство на сей счет, — пододвинул он к Милане одну из своих бумаг.

Воронцова на нее даже не взглянула: о содержании документа ей уже доложили.

— А сие — векселя на общую сумму девятьсот семьдесят пять тысяч золотых империалов, срок платежа по которым наступил, — перед молодой графиней легли еще несколько аккуратных листков.

Эти игнорировать уже не стоило, и, взяв в руки, девушка внимательно их рассмотрела. Увы, все было верно: те самые злополучные долговые расписки графа Анатолия. Переход права требования по ним к Ивану Ростопчину удостоверялся выполненными чиновником Собственной Его Императорского Величества канцелярии передаточными надписями.