«Талантливый у меня братец», – подумал восхищенный Борис. Парнишка, казалось, целился прямо в зрительный зал, отыскивая жертву. Все как один невольно затаили дыхание, даже видавшая виды Дашенька судорожно сжала Борису локоть, а сам он, как ни успокаивал себя, все же инстинктивно зажмурился когда стрела наконец сорвалась с тетивы. Ему показалось, что он даже услышал свист у себя над ухом. Но в этот момент Олег вдруг наклонился к княгине и сказал ей что-то смешное и ласковое – она рассмеялась и легонько, чтобы не потревожить раненую руку, притянула его к себе… Оперенное древко лишь вскользь оцарапало ему висок. Елань испуганно вскрикнула, Олег отшатнулся, оглядываясь и хватаясь за пустые ножны у пояса. Некрас чуть не взвыл от досады. В мгновение ока выхватил из тула за спиной новую стрелу, бросил ее на тетиву… И увидел, как громадная страшная тень накрыла его с головой. Могучий конь воеводы встал на дыбы, зависнув передними копытами над стрелком, а сам Еремей, с перекошенным от ярости лицом, уже заносил меч над головой, вряд ли сознавая, что перед ним мальчишка.

– Не смей!!! – закричал Олег.

– Позвольте, – вдруг раздался хорошо поставленный баритон Александра Игнатова. – Это же не наш фильм! Это не я там, на экране!

– И правда, – пискнула Оленька Баталова. – Там другие актеры! И вообще мы не снимались в такой сцене!

– Да о чем вы?

– Прекратите безобразие! – это возмущенная реплика Машеньки Куггель. – Включите свет!

Заговорили все разом, замахали руками и вскочили со своих мест – тени, состоящие из рук и голов, какой-то фантасмагорический спрут заметался по экрану, проектор перестал стрекотать, лицо князя Олега застыло в стоп-кадре: широко открытые глаза, иней в буйных окровавленных волосах (а форма носа, разлет бровей, очертания губ… Я просто голову бы дал на отсечение, что вижу своего братца – правда, искусно загримированного. Да когда бы он успел?). И Елань – совершенно незнакомое лицо, но никого, кроме этой женщины, невозможно было представить в роли княгини. Тем более Оленьку – вон она, высокая, красивая, заламывает руки и готовится поэффектнее грохнуться в обморок.

– Да включите свет, наконец!

Дарья – кажется, единственная, кто сохранил остаток здравомыслия в этом сумасшедшем доме, – подошла к стене и зашарила рукой в поисках выключателя… Н-да, если то, что творилось в данный момент, и составляло сюрприз Глеба, то он преуспел. Правда, я, как ни напрягал мозги, так и не смог понять смысл и оттого потихоньку злился. Братец меж тем, сидя в кресле рядом с обескураженным оператором, спокойно наблюдал «театр теней» и с комментариями не спешил. Предоставлял «минуту на размышление». «Ну и задам же я тебе, гений чертов, – раздраженно подумал Борис. – Вот только Дашенька найдет выключатель…»

Ага! Свет вспыхнул, и все, ослепленные, разом замолчав, нелепо застыли в разных позах. Лишь старик Вайнцман сидел в своем кресле и с ужасом разглядывал правую ладонь, испачканную чем-то липким, темно-красным… Вот он поднял слезящиеся глаза и прошептал, будто в глубоком трансе:

– Нет, этого не может быть. Азохэм вей, этого не может быть…

– У него рука в крови, – сказала за моей. спиной Ольга Баталова, указывая на несчастного художника. – Посмотрите, у него же…

– Да заткнись ты! – зло выкрикнула Машенька Куггель, деревянно подошла ко мне и застыла рядом.

Я присел на корточки напротив Глеба. В лицо повеяло чем-то ледяным, ирреальным, точно иной мир приоткрыл жутковатые ворота… Я взял его за руки (вот откуда ощущение холода – от этих рук, тонких запястий, от металлического браслета часов – мой подарок к прошлогоднему дню рождения), и мы – в последний раз – посмотрели друг другу в глаза.

– Кто? – прошептал я, борясь с отчаянным желанием завыть в полный голос, по-волчьи вскинув к луне оскаленную морду. – КТО?!

Короткое оперенное древко неприлично торчало из его горла в красном расплывающемся пятне. Он не смотрел на меня – мертвые стеклянные зрачки были устремлены мимо нас, столпившихся вокруг, мимо погасшего экрана, в никуда. Одинокая слезинка застыла в уголке глаза – будто в последний миг, на излете, вместе с ударом и неожиданной болью, он почувствовал обиду, что ему не дали досмотреть кино до конца.

Все растерянно переглянулись, череда лиц проплыла передо мной – вытянутые, изумленные, не успевшие осознать смысл происходящего… Обреченное – у бедного художника-декоратора: рука испачкана кровью, и теперь он, конечно, номер один в списке подозреваемых (так, наверное, представлялось ему самому, в действительности же все иначе: мы сидели на последнем ряду, Глеб с оператором Робертом были прямо за нашими спинами, и выстрелить Вайнцман на моих глазах, тем более из такой громоздкой штуки, как арбалет, конечно, не мог). Однако кровь…

Все это искоркой мелькнуло в голове и пропало. Осталась лишь дикая боль, разрывающая душу, словно это в меня, а не в Глеба воткнули стрелу.

– Я хочу домой, – с ноткой истерики прошептала Оленька Баталова. – Я не желаю оставаться…

– До приезда милиции никто отсюда не выйдет, – сказал я, сдерживая ярость. – Среди нас убийца, черт возьми!

А за окнами уже скрипнули тормоза оперативного «уазика», и в коридоре послышались приближающиеся шаги. И кто-то громко стукнул в дверь, прежде чем войти…

Они сидели вдвоем в тесном кабинете, по сторонам письменного стола, на котором в равнодушном молчании застыл телефон. Здесь на окнах тоже стояли решетки, только похлипче, чем в кабинете Бориса, в управлении. В просмотровом зале работала группа: щелкал блиц и бубнил низкий простуженный голос. Он не прислушивался: голова гудела, будто после контузии, но – странное дело – очень явственно слышалось, как падал снег за окном с нежным, легчайшим шорохом.

– Он ничего не сказал тебе по телефону? – в двадцатый раз спросил Слава КПСС. – Ну, хоть какой-то намек?

Борис покачал головой.

– «Я, кажется, докопался… Но одному мне, боюсь, не справиться. Ты мне нужен». И все. Он подготовил ловушку для убийцы и попался в нее сам.

Он помолчал.

– Теперь меня, наверное, отстранят.

– Я постараюсь, чтобы дело передали мне, – успокаивающе сказал Слава, – И буду держать тебя в курсе.

– Тело обследовали?

– Варданян еще возится, заключение обещал к утру. Но в принципе картина достаточно ясная: колотая рана, поражена артерия. Орудие убийства налицо.

– Выяснили, откуда стреляли?

– Классический случай: через дырку в экране, с той стороны.

– А арбалет?

– Арбалет не нашли. Есть довольно четкий след рифленой подошвы… Но там вообще полно следов.

Борис криво усмехнулся.

– А я грешным делом решил…

– Что стрелял мальчик из кинофильма? Нет, тут никакой мистики. Стрела из реквизита…