– Ладно, замяли… – Григорьев махнул рукой.

Мила-Агнешка замолчала, но ненадолго:

– Слушай, ты не обращай внимания на меня. Твоя точно не такая, твоя любит тебя и не обманывает. Я сразу могу сказать, по мужику уже могу определить, кто как живет. Знаешь, скольких я повидала.

Мила-Агнешка вдруг испугалась, что обидела или сказала что-то лишнее.

– Ты вообще меня не слушай. У нас треп – это психологическая разгрузка. С клиентом начеку все время. Говоришь, что хотят слышать.

– Господи, как же тебя занесло сюда-то? – покачал головой Григорьев. – Замуж бы вышла, детей родила бы.

– Я же тебе сказала, не хочу об этом. За меня не волнуйся, я не пропаду. Я книжки читаю, критику литературную. Правда, приходится притворяться. Понимаешь, я даже сейчас, с тобой говорю совсем не так, как раньше разговаривала. У меня речь грамотного человека, образованного. Но я стараюсь быть проще. Девочки у нас разные. Не хочется выделяться, от этого конфликты. Этих необразованных дур ох как жалко!

– Погоди, а как в эту фирму попала? Ты знала, что это не уборка квартир?

– Нет, конечно. Там хитро так все придумано. Приходишь, тебе про веники и тряпки рассказывают. А когда приезжаешь на квартиру, там могут к тебе пристать. Все зависит от того, как ты отреагировала. Хозяйка вроде бы и ни при чем. Она как бы ничего не знает. Только девочки на несколько суток иногда зависают. И совсем там полы не моют. А вздумай пожаловаться, она стрелки на тебя переведет. Типа, ах, ты позоришь нашу клининговую компанию! Денег срубить проституцией решила!

– Хитро! – Григорьев покачал головой.

– Не то слово. Ну и пес есть там.

– Какой еще пес?

– Мужик, который с братками следит за порядком. Не зверствует, но, с другой стороны, никто и не нарушает. Говорят, она ему жену нашла среди наших девиц. Но это до меня было. Так он так доволен, что охранять предложил фирму. Только я сомневаюсь. Этот самый мужик – он со связями. Наверное, он договаривается, чтобы не трогали и проверки хорошо проходили. Смешно, у нас весь офис в моющих средствах, вениках и швабрах.

– Да, веники и швабры, – пробормотал Григорьев.

– Вот, короче, этот мужик правой рукой у нее. Но не любовник. Это точно. Любовник у нее красивый. Но главная – она. Всем она вертит и заправляет. И идеи ее. А этот Яшкин, так. Говорят, она уже все его связи на себя перевела. Говорю, же тетка – огонь!

– Ясно. – Олег Борисович в растерянности ходил по комнате. Он даже про Барбоса забыл.

Мила-Агнешка (Зинаидой она себя запретила называть) закончила уборку.

– Вот. Теперь чисто и относительный порядок. Встречайте вашу дорогую жену. А я пошла.

– Слушай, я тебе денег даю за четыре часа. Ты никому не говори, что была два. Иди куда-нибудь, просто отдохни, погуляй. Не иди ты в эту вашу контору чертову!

– Спасибо, хотя и боюсь брать. Хозяйка у нас строга.

– Не узнает. Я вам больше звонить не буду.

– Ясно. Тогда деньги возьму, вам спасибо скажу. А если убрать надо будет – вызывайте. В лучшем виде наведу тут порядок.

– Вот это дело! Договорились.

Григорьев проводил женщину. И в глубокой задумчивости опустился в кресло. Почувствовав, что посторонние ушли, Барбос покинул кухню и улегся у его ног. В квартире теперь было чисто и очень тихо.

Когда на улице стемнело, Григорьев очнулся, зажег свет. Посмотрел на часы. Кира должна была быть с минуты на минуту. Олег Григорьевич не любил дешевых эффектов, терпеть не мог показательных выступлений. Вот и сейчас он заварил чай, поставил разогреваться ужин, накрыл на стол. Он это делал, потому что так положено было делать – человек с дороги всегда уставший, он хочет горячего чая и домашней еды.

Ключ в замке повернулся с грохотом. Во всяком случае, так ему показалось. Кира вкатила в квартиру чемодан, бережно поставила на пол большой пакет.

– Здесь стекло, – строго сказала она обоим сразу – и Григорьеву, и Барбосу.

– Раздевайся, мой руки, садись за стол, – сказал Олег Борисович, – ведь голодная?

– Ужасно. Еда в самолете скорее терапия, чем еда. Отвлекаешься и вроде не так страшно, и время летит быстро.

– Верно подмечено, – улыбнулся Григорьев.

Кира не заставила себя ждать – она быстро привела себя в порядок, переоделась и заняла свое место за столом. Барбос подошел к ней, лизнул в руку и вернулся к Григорьеву.

– Любит тебя он.

– Да, я дорожу этой любовью, – серьезно сказал Олег Борисович.

Кира обратила внимание на его тон. «А еще он не поцеловал меня при встрече», – вдруг вспомнила она.

– Что это ты такой? Официально-строгий? – спросила Кира.

– Тебе показалось. Я не строгий. Я – серьезный.

– А, – успокоилась Кира.

– Настолько серьезный, что даже рискну начать разговор до того, как ты закончишь ужин.

– Валяй, – улыбнулась Кира. Она поняла, что сейчас разговор пойдет о замужестве. Вот точно таким образом много раз начинались подобные разговоры.

– Кира, скажи, что ты на свете больше всего любишь? – спросил Григорьев.

– Я? Люблю? Много чего люблю, – не удивилась вопросу Кира. Она подумала, что ее ждет подарок. «Все, как обычно. Сначала сюрприз, а потом опять заведет разговор о семье. Хотя разве плохо так?» – подумала она.

– И все же? – не отставал Григорьев. – Ну есть же что-то, что ты не променяешь ни на что.

– Есть. Деньги, – ответила Заболоцкая. – Понимаешь, их нельзя менять. Их можно тратить. Но с умом.

– Бинго. Ждал именно такого ответа, – рассмеялся Олег Борисович.

– Да не томи! Что ты хочешь мне подарить? – заулыбалась Кира.

Григорьев рассмеялся еще громче.

– Так ты любишь деньги?

– Обожаю! – широко улыбнулась Кира и откусила кусок котлеты.

– Но ведь это всего лишь деньги. Бумага и металл? Тебя это никогда не настораживало?

– С какой стати? Раньше были бусы и камешки. Теперь металл и бумага, – пожала плечами Заболоцкая.

– Мне казалось, что нельзя отдаваться страсти с таким сумасшествием. Причем не важно, что это: любовь к шоколаду, вину или деньгам. В любом случае это – ненормально.

Кира оторвалась от еды и посмотрела на Григорьева.

– Нет, ты сегодня не такой, как обычно. Мне не нравится, когда ты такой серьезный.

– Мне самому не нравится, когда я такой. Но что поделаешь! Я узнал, чем занимается твоя новая компания. Вернее, она уже не новая. Представляю, как ты там развернулась!

Кира покраснела.

– Что-то я не очень понимаю.

– Видишь ли, сначала я подумал, что мне будет стыдно за тебя. А сейчас мне противно, что ты занялась этим и что ты скрыла от меня это. Как ты