— Осторожнее, мужики. Осторожнее.

Сержант, неотрывно наблюдавший за санитарами, покосился на генерала:

— Знаете, вы скажите родне, что ее... ну, словом, изнасиловали. Нужно, я слышал, в таких случаях к врачу идти.

Капитан хотел предостеречь сержанта, даже сделал останавливающий жест рукой, но было уже поздно.

Тот воспринимал реалии по-своему. Не чувствовал за собой вины, но чувствовал ответственность. Потому и сказал то, чего говорить никак не следовало.

Ледянский посмотрел на сержанта и вдруг все понял. Террористы издевались. В прошлый раз — главарь, теперь — этот... Они, как и многие другие выродки, упиваются своей властью и безнаказанностью. Этот день — самый главный день в их жизни. Крохотные, подлые калифы на час. Они утверждают себя унижением других. В такие моменты в человеке — если, конечно, их можно назвать людьми — проявляются самые скрытые стороны его натуры. Эти не исключение. Они стали зверями. Подлыми, кусающими исподтишка. И не считающими зазорным глумиться над уже поверженной, беззащитной жертвой.

— Что вам еще нужно? — резко спросил Ледянский. — Вы получили деньги, может быть, хватит? Забирайте свои доллары и убирайтесь. Оставьте в покое заложников.

— Да мы... — начал было сержант, но капитан успел остановить его, прежде чем тот выдал очередную порцию доброжелательности.

— Что вы? Сволочи, — Ледянского прорвало. Он понимал, что совершает непоправимую ошибку, недопустимую для мало-мальски грамотного профессионала, но ничего не мог с собой поделать. Профессиональные навыки задавило родительское отчаяние. — И вы еще называете себя офицерами? Офицеры не насилуют женщин, не избивают и не расстреливают пленных! Дьявол вас разбери. Какие вы солдаты? Вы — чудовища! Монстры! Кто угодно, но только не солдаты. Таких, как вы, надо втаптывать в землю! Сажать в клетки, чтобы другие могли посмотреть на вас и плюнуть вам в лицо! Вы! — Генерал повернулся к капитану. — Вы дали мне слово! Хотя... о чем это я? Какое может быть слово у террориста!

Капитан смотрел на него, прищурившись, и неприятная туманная улыбка блуждала по его губам.

— Что это с ним? — спросил сержант.

Капитан не ответил.

— Что со мной? — продолжал Ледянский, подступая к сержанту вплотную. — Ты спрашиваешь, что со мной, ублюдок? Эта девушка — моя дочь! — Он указал рукой в сторону площадки, с которой как раз выезжала «Скорая».

Спецназовец заметил изменение в позах разговаривающих. Он не мог слышать слов, но понял: что-то пошло не так. Напряглись еще больше снайперы, засуетился как-то странно Чесноков, рация заверещала на полтона выше.

Спецназовец побежал к КПП, вытаскивая на ходу пистолет и пряча его за спину.

В башне, на втором этаже, Фриц заметил это, заорал на всю аппаратную:

— Сволочи! Ребята, у них пушки! — поднял рацию: — Мужики, у этого придурка пистолет!

Рация в кармане у капитана выпалила голосом Фрица:

— Мужики, у этого придурка пистолет!

— Черт! — Сержант отступил на шаг, вскидывая автомат и целясь в Ледянского. — Нас подставили, командир!

И тотчас внутри «таблетки» выросли в полный рост еще три тени. Одинаково черные, со вскинутым к плечам оружием.

На втором этаже посыпались стекла. Кто-то выдавил их стволом.

Спецназовец уже подбежал к КПП, рванул на себя стеклянную дверь, одновременно выпрямляя руку, ловя на мушку сержанта.

— База, там еще трое! Они целятся в наших, — кричал чей-то надрывный голос. — База, что делать?

Чесноков поднес передатчик к самым губам, но все не решался отдать приказ, способный изменить ситуацию кардинально. Поставить все с ног на голову.

— База, ответь! Что делать? — В крике этом звучало такое напряжение, что полковник разом взмок. Ему на плечи словно сбросили мешок с песком.

Третьяков мрачно наблюдал за разворачивающимися событиями, стоя в дверном проеме «РАФа». Рядом с ним в таких же напряженных позах застыли остальные штабисты.

— Активность справа! — кричал в микрофон Моцарт. — Ориентир — одинокое дерево.

— Активность справа, — вторил ему Яцек. — Голубой «жигуль»!

— Слева, — влился в общую какофонию голос Профессора. — Угол экскурсионного корпуса.

Гусь выдохнул хрипло:

— Вот, б... Так я и знал. Штурмовать будут, сволочи! Март, — он повернулся к товарищу, — держи первый сектор, я возьму второй. — И тут же губами в коробочку передатчика: — Кокс, что у тебя?

— Чисто!

— Маяк?

— Все чисто, — откликнулся Леня Удав. — Никакой активности!

Тем временем Март, задвинув автомат за спину, схватил тяжелую снайперскую винтовку. Перевернув ящик, установил сошки.

— Ну давайте, гады, идите. Мы вас встретим, — бормотал он себе под нос.

Из подсумка, висящего на поясе, Март извлек длинный, похожий на небольшую ракету патрон, оттянул затвор, вложил его в ствол и приник к прицелу, ловя в перекрестье крохотную фигурку внизу.

— Готов! — крикнул для порядка. Сейчас все были готовы.

На площадку спустился Волк, выводящий первую группу детей, вызвал лифт.

— Волк, — заорал Гусь, — бросай их на хрен! Ща начнется!

Тот по тону понял, что надвигается большой переполох.

— А-а-а, чтоб тебя, — повернулся к школьникам, присел на корточки: — Значит, так, дети. Живо в конференц-зал. И скажите там всем, чтобы легли на пол и закрыли головы руками. Ясно? Вперед. Шагом марш.

Дети поспешили к лестнице, а Волк потрусил на свое место.

Лифт ушел вверх. Замигало световое табло. Змей матюкнулся натянуто. Отсутствие лифта означало, что им некуда отходить. Они оказались в ловушке. Пастор быстро, держа автомат на уровне плеч, двинулся к двери.

— Змей, прикрой меня.

— Давай! — Змей прицелился в маячащую за стеклянной дверью КПП фигуру спецназовца. — Жека, держи генерала!

— Понял!

Пастор миновал «вертушку», ведущую в предбанник, шагнул на улицу, придержал дверь ногой, оставляя ее открытой. Ледянский оглянулся. На лице его отразилась растерянность. Ситуация, похоже, вышла из-под контроля. Вопрос уже заключался не в том, стрелять или нет, а в том, кто первым допустит ошибку и получит пулю. У него, как и у спецназовца, был при себе пистолет, но достать его сейчас и означало бы сделать тот самый неверный ход. Террористы откроют огонь немедленно. Он не успеет даже вытащить оружие. Пять стволов против одного — это слишком много.

— Командир! — крикнул Пастор, выцеливая спецназовца. — Отходите! Я прикрою!

Четвертаков зло выругался:

— Если они откроют огонь первыми, наши погибнут.

— Что вы предлагаете? — спросил Седнев.