— Не подходи, всех порешу!

Кричала и плакала женщина, причитал хозяин, плакали в голос сбившиеся в угол служанки.

— Чего тут происходит?

— Постоялец напился. Показалось ему, что один из гостей на жену его заглядывается. Вот он и приложил гостя секирой своей.

— Бердышом, — механически поправил я. — А чего он хочет?

— Да кто же его знает?

Я подвинулся вперед, выглянул из-за стойки. Постоялец, которого ударил бердышом стрелец, лежал неподвижно, но крови видно не было. Это уже хороший знак. Может, он его не лезвием, а обухом ударил и оглушил?

Я сделал еще шаг в направлении стрельца. Федор меня понял без слов и начал пробираться вдоль стены, обходя стрельца слева.

— Стоять! — заорал стрелец. — А то я сейчас ей башку снесу, а потом и вас на куски порублю!

Глаза его были красны от выпитого и возбуждения. В таком состоянии с ним говорить бесполезно, он даже не помнит, как его зовут. Черт, что делать? Убить его можно — Федор сделает отвлекающий маневр или шумнет, и стрелец переключит свое внимание на него. Достать его саблей за один прыжок можно, но убивать своего — не бандита, мне не хотелось. Обезоружить, в подвал холодный бросить, чтобы протрезвел — и все дела. Но сейчас он — как разъяренный бык, да и могуч.

Я сделал Федору знак подождать, отошел к лестнице, зашел за штору, достал из мешочка белый порошок и высыпал несколько крупинок в огонь светильника. Так, теперь надо зеркало найти. Себя-то я вижу, а вот окружающие?

Зеркало висело аккурат рядом с хозяином, у стойки.

Стараясь не стучать каблуками сапог, я подошел к зеркалу, но, уже выйдя из-за занавеса, понял, что невидим: на мое появление никто не среагировал — даже головы не повернул. Тогда пора.

Я смело пошел на стрельца. Устав размахивать бердышом, он уперся им в пол. То, что надо.

Подойдя ближе, я подпрыгнул и с размаху, изо всей силы ударил стрельца ногой в грудь. От неожиданного удара тот уронил бердыш, отпустил волосы женщины, отлетел назад и сильно приложился спиной о стену — так, что у него

дыхание перехватило. Не в силах сделать вдох, он лишь беззвучно разевал рот.

Федор бросился к нему и заломил руку за спину. Я же расстегнул пряжку ремня на кафтане стрельца, затянул ремень на руке и, подтянув вторую руку, туго их стянул. Мы с Федором действовали так согласованно, как будто он меня видел.

Федор тихо прошептал:

— Боярин, ты здесь?

— Тихо, здесь! Тащи его с хозяином в подвал, пусть на холодке полежит, очухается.

Я отошел от стрельца, ударом ноги отправил бердыш подальше — к стойке и увидел, как от удивления у хозяина округлились глаза и отвисла челюсть.

— Свят, свят, свят, — забормотал он и стал креститься, — не иначе — нечистая сила помогла.

Ага, жди — как же.

Я подошел к лежащему неподвижно постояльцу, осмотрел, перевернул. Крови нет, но на голове — здоровенная шишка. Повезло мужику, удар древком бердыша получил. И еще — сотрясение мозга. Не смертельно. Больно и неприятно, но главное — жив. А ведь запросто мог лежать сейчас с разрубленной надвое головой.

Ну и все, представление окончено, больше мне тут делать нечего.

— Эй, хозяин, — это Федор подал голос. — Давай буяна в подвал оттащим, пусть гам протрезвеет.

Хозяин утер кровь с лица замызганным полотенцем и нехотя побрел к Федору. Вдвоем они подхватили уже очухавшегося стрельца под

руки и поволокли во двор. Я же, тихо ступая, пошел по лестнице наверх — в свою комнату.

А вдруг стрелец не один? И в комнатах спят или играют в кости его сослуживцы? Неожиданных неприятностей я не любил, и потому решил пройтись инкогнито по жилым комнатам. Все равно ведь пока не виден.

Прошел сквозь ближайшую дверь. На столе горела свеча, а на постели в одном исподнем сидел купец и пересчитывал деньги.

«Не то», — я прошел сквозь стену. Двое девиц лежали в одной постели в ночных рубашках, прижавшись друг к другу.

— Ужас какой — ты слышала крики?

— Тихо, Катерина, — конечно, слышала. Не дай бог, это животное с топором к нам в дверь ломиться будет! Я со страху умру.

Я улыбнулся — теперь уже никто ломиться не будет.

Прошел еще сквозь стену — следующую. Думал, будет моя комната, оказалось — не дошел, просчитался.

На постели сидели двое мужиков. Без одежды, в исподнем. А потому определить — кто они, было невозможно. Мужики обстоятельно беседовали. Я бы прошел к себе, но разговор заинтересовал, и я решил задержаться.

— Верно тебе говорю, Серафим! Охрана небольшая будет — всего два десятка стрельцов, а золота — два сундука. Набери шпыней непотребных, коих никто искать не будет, побольше. Погибнут в схватке — так и не жалко.

— Так ведь не все погибнут!

— А мы на что? Добьем сами, а золото поделим.

— Опасно! Это тебе не купцов грабить. Золото-то государево.

— На нем не написано, чье оно! Возьмем — наше будет!

Ого, да тут, похоже, решили казну государеву ограбить, вернее — не саму казну, а «золотой обоз». Самое уязвимое место — перевозка. Сама казна — под укрытием мощных стен, пушек и многих стражей. Вот только где и когда они грабить станут? Черт, где зеркало? Надо посмотреть на себя, не дай бог — действие порошка закончится, и я стану виден.

Я увидел в углу небольшое зеркало и двинулся к нему. Видимо, пошел неосторожно — каблуком стукнул или еще чего зацепил, потому что оба мужика сразу насторожились и замолчали.

— Иване, у стен уши тоже бывают. У меня ощущение, что мы в комнате не одни.

— У меня, Серафим, тоже. Вроде как ветерком обдало, да и запах чужой.

Вот! Запах их насторожил. Всяк человек по- своему пахнет, и я этого совсем не учел. Пора мне убираться отсюда, а за мужиками проследить. Злодейство задумали.

Я прошел сквозь стену в свою комнату — и вовремя. Сразу подойдя к зеркалу, увидел, как в нем на глазах стало проявляться мое изображение. Сначала — призрачные очертания, потом оно стало более четким, приобрело краски.

В двери заскрежетал ключ, и вошел Федор.

— Боярин, ты здесь уже — что-то я тебя просмотрел.

— Бывает.

— Ты голову кому другому дури, а я с тобой уже не один год. То с руки огонь пускаешь — думаешь, сеча была, так я не увидел? То, как сегодня — это другие поверили, что нечистая сила была. Я-то почуял, как меня ровно ветерком обдало, а потом стрелец в стену влип. Понял я сразу — твоих рук дело!

— И что теперь? В церковь пойдешь или серой окуриваться станешь?

— Как ты, боярин, подумать такое мог? Ты мне жизнь спас, и я тебе до смерти своей должен. А то, что бывают у тебя… — Федька подбирал слово, — … странности, так мы все не без них.