кем-то по сотовому. И его соседи, слышавшие фразы типа «Рыхлин пока лидирует» и «Я делаю все, что могу. Каков резерв ресурсов?», думали, что он разговаривает с шефом. Но на самом деле студент позвонил своему приятелю, и тот вместо деловых указаний приглашал его на пиво и рассказывал пошлые анекдоты.

– Хорошо, я откажусь от сделки, – сохранить серьезное выражение лица стоило для парня огромных усилий. Ему хотелось рассмеяться.

– Итак, два миллиона девятьсот пятьдесят тысяч евро раз… – произнес Свирин.

Зал притих. Напряжение возросло до предела. Рыхлина буквально трясло, хотя в целом он играл свою роль очень неубедительно.

От провала его спасла только эсэмэска от Турбина: «Представьте себе, будто деньги настоящие». Это сразу вызвало бурные чувства.

– Два миллиона девятьсот пятьдесят тысяч евро два… – напряжение все возрастало. Свирин специально выдерживал паузу.

– Два миллиона девятьсот пятьдесят тысяч евро три!

Молоточек, наконец-то, опустился на доску. И аукционист торжественно объявил:

– Продано! Вон тому господину во фраке.

Рыхлин тут же встал со своего места. К нему подбежала помощница, и вместе они пошли оформлять покупку.

Несмотря на то что аукцион продолжался, все взоры теперь были обращены им вслед. Никто даже не обратил внимания на картины какого-то бездаря, которые за смешную сумму были выставлены вслед за «Словом».

Следующее действие спектакля разворачивалось в кулуарах. Там происходил деловой разговор между Рыхлиным и Турбиным, на который, вопреки всем представлениям о здравом смысле, была допущена пресса.

Владелец аукционного дома заявил, что покупатель может забрать свое приобретение сразу после того, как на счет «Золотого льва» будут переведены деньги.

– Вы можете это сделать, скажем, в понедельник, – предложил Турбин. – Я ведь понимаю, что сумма большая. Пусть пока эта книга хранится у нас в сейфе.

– Хорошо, – согласился тот. – Собственно, это ведь я не для себя покупал, а…

Турбин разочарованно покачал головой. Этот монолог, который предназначался специально для журналистов, кандидат в депутаты должен был выучить назубок. Но вдруг забыл его, причем в самом начале.

Рыхлину пришлось импровизировать:

– Я чисто для народа эту покупку сделал, чтобы наши, российские, это, люди… ну, о своей истории, это, могли больше узнать. И книгу сразу же передам в нашу Академию наук. Но лучше да, лучше это в понедельник сделать.

Кто-то (специально для этого нанятый человек) спросил его о том, какой процент от его капиталов составила эта покупка. Рыхлин постарался и чуть было не пустил скупую слезу:

– Знаете, это, я почти все потратил. Почти все сбережения свои. Но для России, для нашей великой страны, мне ничего не жалко. Все деньги, которые я заработал своим трудом, принадлежат народу.

«А этот поц, однако, молодец», – отметил Турбин. Таких слов в его речи изначально не было, и кандидат в депутаты придумал их сам.

Аукцион тем временем шел своим чередом. Распродавались старые вазы, потускневшие гравюры, кушетки… Публика на своих стульях явно скучала. А пресса демонстративно покинула зал – журналюгам надо было готовить материал о главном событии этого вечера.

* * *

Глеб положил в карман мобильник и вышел из машины. Эсэмэска, полученная им только что, сообщала об окончании аукциона. Сейчас, в эти минуты, почтенная публика расходится по своим машинам или отправляется отмечать встречу в какой-нибудь ресторан.

Значит, наступало его время. Слепой решил оставить машину как можно дальше от центра событий.

Глеб распорядился прислать на аукцион самого нерадивого сотрудника ФСБ. И этот план сработал на все сто. Парень даже корочку показал охраннику на входе, хотя ему достался запасной билет, купленный Потапчуком.

Гэбисту было приказано отчалить сразу после аукциона. Но он оказался настолько тупым, что попытался проявить собственную инициативу и выскочил из такси на ближайшем повороте. Вернувшись к особняку, он начал «наблюдение за местом событий».

За этим занятием его и застал Глеб.

– Привет, лейтенант, – поздоровался Слепой. Опытный глаз Сиверова мигом отличил его от случайных прохожих.

– Э… Не имею чести… – пробормотал тот.

– Ну, Джеймс Бонд, проваливай, – шепотом приказал ему Глеб. – Чтоб ноги твоей здесь больше не было. А то начальству настучу. Дисквалифицируют по профнепригодности.

К счастью, парень оказался понятливым и быстро сделал ноги. Слепой надеялся на то, что организаторы мероприятия сочтут, будто интерес к аукциону со стороны ФСБ уже исчерпан.

Глава 22

В ближайшие четыре часа соваться в это здание не имело смысла. Глеб понимал, что основное действие, скорее всего, начнется где-то после полуночи. Или, вернее, должно начаться. Если, конечно, его предположения верны.

Слепой, трезво просчитав все варианты, понимал, что жертвы в этом случае оправданы. Под словом «жертвы» подразумевалось то, что он обычно называл издержками своей профессии. Вот и теперь Глебу пришлось несколько часов торчать на лестничной клетке подъезда старого московского дома.

Из окна был виден вход в особняк, наблюдательный пункт был выбран более чем удачно. Но вот только сидеть здесь оказалось делом не из приятных.

К тому же мешали жители этого дома. Как только открывалась чья-то дверь, выпуская наружу дедушку с собачкой или молодую девушку, спешащую на свидание, Глеб тут же садился на ступеньку и прикидывался в усмерть пьяным.

– Развелось тут всякого, – проворчала какая-то дамочка, невесть зачем выползшая из квартиры в такое позднее время. – Сейчас я милицию вызову, пусть забирают алкаша.

Было неприятно слышать такое. Роль пьяного Слепому не особо нравилась.

…Время неумолимо близилось к полуночи. Пришла пора действовать.

Глеб запланировал начало операции на половину первого. Гости «Золотого льва» еще только разогревались кофейком или водочкой перед выходом на дело.

Вернее, Слепой планировал, что гость будет один – этот в кепочке, с которым так хотелось познакомиться.

Прислонившись к ржавой батарее, Глеб решил еще раз все осмыслить. Этот парень явно предпочитал действовать в одиночку. Отношения с другими бандитами он выстраивал очень грамотно, доверяя им только второстепенные роли. И при этом от бандитов явно не зависел, не принадлежал к их среде, что позволяло ему спокойно убирать ненужных.

Что ж, сегодня у этого