— Я на карауле первый, — говорит Саблин, — через сорок минут Денис, последний караул — Вася. Отдыхаем.

— Есть отдыхать, — отозвался Калмыков, и они оба с Ряжкиным полезли под брезент. Курить первым делом.

В лодке на ходу лучше забрало не открывать, пыльца — она, конечно, на рогозе живёт в первую очередь, но и на других растениях вполне себе бывает. В воздухе после порыва ветра может висеть. И со встречным потоком её очень даже легко вдохнуть. В общем, нужно быть осторожным с красным грибком. А тут, когда лодка стоит, под брезентом можно спокойно открыть забрало и с удовольствием, ничего не опасаясь, выкурить сигарету.

Казаки сразу и закурили. Фильтры шлема отсекают пыль, но запах из воздуха они убрать не могут. Ему тоже хочется курить, но открывать забрало он не будет. Потерпит. Он-то знает, что такое красный грибок. Осталось тридцать девять минут до смены, вот и покурит.

Мотор едва слышно тарахтит, генератор работает, поэтому он его и не глушит, чтобы батареи в их бронекостюмах зарядились «до упора», да и оборудование Ряжкина питается от генератора. Снова слышатся всплески от реки, на сей раз там в воде бьётся что-то огромное. Что-то вышло из воды и с размаху грохнулось обратно в воду.

«На тонну зверь, не меньше».

Аким смотрит в сторону реки. И думает о топливе. В принципе, снасти у него в лодке есть, он без них в болото не ходит, и компрессор для изъятия из стекляшек масла у него имеется. Можно было бы и закинуть раз-другой крюк. Он перчаткой зачерпывает воду из-за борта. Камеры на максимум, смотрит, но разобраться с водой у него не получается. Ночь, перчатка, ПНВ (прибор ночного видения) — разве так определишь количество амёбы в этом месте болота? Нет, скорее всего, амёбы тут мало — течение её выносит в реку. А значит, и стекляшки мало. Но с другой стороны выдры здесь водятся, они что-то должны жрать, а одним ершом и карасём такая тварь не прокормится. В принципе, место неплохое, полтора метра, тина… Здесь может быть рыба, хотя как опытный рыбак он поискал бы другое место. И тут брезент, под которым прятались товарищи, приподнимается, оттуда показывается шлем, Саблин слышит голос Ряжкина:

— Слышь, Аким, а в ящиках-то в этих что-то шебуршит.

— Чего? — не понял Саблин.

— Шевелится кто-то в ящике, говорю, — сказал Василий. — Я думал, мне одному слышится, а вон и Денис тоже слыхал.

— Ага, есть там что-то. — Калмыков тоже показался из-под брезента.

Аким перелез банку и присел рядом с брезентом, он на максимум выкрутил микрофон и приблизил шлем к верхнему ящику, замер. Чувствительный микрофон с удивительной точностью выдал ему, как жужжит какой-то мелкий гад у него над шлемом, но из ящика не уловил ни звука. Но это ничего не значило, если товарищи, оба, говорят, что в ящике движение, так, скорее всего, оно и есть.

— Ладно, — наконец произносит прапорщик. — Отдыхайте пока.

— Ну да, теперь-то отдохнёшь тут, — отвечает ему радист. — Теперь буду лежать, гадать, кто там спрятан. Давай-ка лучше, Денис, позавтракаем.

— Давай, Вася, — откликнулся Калмыков.

Саблин остался на карауле, а товарищи снова спрятались под брезент, снова закурили и стали доставать из пакетов съестное и обсуждать звуки из ящика.

Глава 32

В Мужи через реку шли — солнце катилось к горизонту, к закату, бликовало в воде. Пересекали реку в обратную сторону — солнце вставало и опять бликовало, било в глаза. Вернее, в камеры. Вся река блестела. Когда они подняли якорь и пошли к отрытой воде, бегемоты уже угомонились, и Аким быстро вывел лодку на стремнину и, чуть забирая против течения, пошёл на хороших оборотах. Все — даже радист Ряжкин оторвался от своего оборудования — смотрели вперёд и немного по сторонам. Мало ли какой бегемот ещё не улёгся в свой омут. Но нет, хозяева большой воды, кажется, наигрались, и поверхность реки будоражили разбуженные светом чудные и отвратные речные рыбы. В общем, Обь пересекли быстро и без происшествий. А за нею снова пошли лиманы, но на сей раз свои, без деревьев. И камней тут было заметно меньше. Пошёл густой рогоз — ну это ничего, к рогозу люди болотные давно привыкли.

— Может, броню снимем? — Ряжкин произносит это скорее мечтательно, чем серьёзно.

Конечно, без брони оно легче, но у Акима на сей счёт твёрдая уверенность:

— Нет, поедем в броне. Пока.

К семи часам утра широкие лиманы стали заканчиваться, всё — река и её пойма остались позади. Как-то даже полегчало всем. Берег свой, всё привычное. Саблин долил в мотор топлива и спрятал пустую канистру под банку; полный бак и ещё одна целая канистра. До Ягельной должно было хватить, если и не хватит, они могли зайти на третью заставу, она поближе будет, и попросить масла там. В общем, о топливе казаки не волновались.

— Денис, сядешь? — предложил Аким Калмыкову место у руля.

Тот, конечно, сразу согласился, а сам прапорщик пошёл отдохнуть на нос лодки. Поехали потихоньку, шли на юго-восток. Прапорщик, признаться, едва ли не дремал, вымотал его тот берег, а Ряжкин, сидящий в центре лодки, ему и говорит:

— Верь-не верь, а всё-таки шебуршит что-то в ящике, Аким.

— Да разве я говорил, что не верю? — Саблину сейчас лень даже болтать.

— Вот, — продолжает радист. — есть там кто-то. Пытается ящик растолкать.

— И что? — отвечает Саблин. — Пусть пытается.

— Неужто тебе не интересно поглядеть, что там?

— Мне интересно груз в целости до Болотной довезти, — резонно замечает прапорщик. А сам при этом думает: «А если Савченко умер, что я с этими ящиками буду делать? Как с казаками буду рассчитываться?».

Пока на эти вопросы ответа у него нет: «Ладно, доедем, а там видно будет».

— Вот ты какой человек, Аким,