Мой бедный возлюбленный всегда так пекся о моих чувствах, и все тщетно. Я винила не его, а себя. Мне следовало догадаться по ее поведению, что она была старше, чем он утверждал. В Певенш не было ничего от малышки. Она была огромным куском зла. Она не казалась ранимой, скорее напротив.

Я легко могла бы ее возненавидеть с первого взгляда, но она не возбуждала во мне никаких чувств, потому я смотрела на нее не как на человека, а как на предмет, который можно использовать.

8

Древесный декокт

Берем гваякум, четыре унции; сассафрас, две унции; красное и желтое сандаловое дерево, всего по одной унции; слоновую кость, нашатырь, всего по полторы унции; налить и кипятить в шести квартах воды, пока не останется три кварты; потом процедить, подсластить сахаром.

Обогревает, осушает, смягчает и провоцирует выделение пота. Подходит изможденным и замерзшим людям.

Схватить девочку оказалось легко.

К счастью, я помнила название школы, поскольку часто видела его на обратной стороне ее писем. «Академия для юных леди в Мэрилебон». Через два дня я приехала в академию и попросила проводить меня к директору. Скромно одетая — в серое платье, с волосами, выкрашенными в серый цвет, — я представилась наставницей, нанятой для Певенш Валентином, чтобы сопроводить ее в Париж, где он ожидает ее с определенным нетерпением.

При упоминании имени Валентина на лице госпожи Хаггэрдун отразился страх. Одновременно я заметила тень облегчения, промелькнувшую в ее глазах. Госпожа Хаггэрдун нахмурила седеющие брови, когда я принялась объяснять ситуацию. Она явно что-то подозревала, пока мы шли к ее кабинету, где она предложила мне стул. Она была тонкой, напряженной и безвкусно одетой. Ох, англичанки! Какими увядшими столетними старухами они кажутся, даже молодые. Удивительно, что они до сих пор не вымерли. Даже госпожа Хаггэрдун когда-то была замужем. Об этом говорило кольцо на пальце. Это было неприятным напоминанием о том, что англичанин, которого я любила, пренебрег возможностью жениться на мне.

Ну, его можно к этому подтолкнуть.

— Мадам, — начала я, придавая голосу удивленный тон. — Разве вы не получили его письмо? — Я порылась в кармане и извлекла аккуратный пакет, подписанный «Госпоже Жонфлер Каинднесс» явно мужской рукой. Подделывать мужской почерк я научилась накануне, поупражнявшись несколько часов. Госпожа Хаггэрдун промолчала.

— Ах, ненадежность курьеров, — вздохнула я. — Ко мне в Мейфэр доставили, а к вам не смогли.

Директриса живо закивала. Упоминание богатого района Мейфэр должно быть подействовало на нее успокаивающе, а выходки курьеров ей были наверняка хорошо известны. Как часто она получала с опозданием или вообще не получала плату из-за их причуд? Она улыбнулась мне.

— Пожалуйста, поясните, о чем просит опекун Певенш. Надеюсь, он в добром здравии? Я давно его не видела. Конечно, я понимаю, что он за рубежом.

— Так и есть, — подтвердила я. — Он процветает и хочет поделиться этим успехом с малюткой. Он решил, что девочке пойдет на пользу совершить небольшое турне по Европе. Он лично будет сопровождать ее, поскольку его ждут дела в Вене, Праге, Санкт-Петербурге и, конечно, Венеции. Я тоже буду ее сопровождать, обучая итальянскому языку. Полагаю, что она уже бегло разговаривает по-французски и по-немецки.

Судя по тому, как сконфузилась и покраснела директриса, Певенш, по всей видимости, удалось всеми правдами и неправдами остаться полуграмотной пустышкой.

— Когда мы должны ее подготовить? — оживленно поинтересовалась она.

— Я хотела бы забрать ее немедленно, — пояснила я. — Ведь я считала, что она уже будет готова, — напомнила я о письме, которое якобы не было доставлено.

Я не знала, когда Диззом должен был прийти в следующий раз, потому не хотела рисковать, опасаясь его вмешательства.

Госпожа Хаггэрдун удивленно подняла брови, и я заметила на ее лице легкую озабоченность.

Я быстро пояснила:

— В Париже ее ждет комплект новых платьев, уже заказанных опекуном. Ее здешние наряды едва ли подойдут для заграничных придворных балов.

При слове «придворных» директриса, казалось, опешила и больше сопротивления не оказывала. Она извинилась и отправилась на поиски девочки.

Когда она вышла из кабинета, я тут же вскочила. Обладая актерской выучкой, я привыкла играть роль стоя. Сложно было изображать из себя гувернантку, развалившись в кресле.

Я услышала Певенш прежде, чем увидела. За дверью она бранила директрису дурными словами. Я заметила, что она подражала произношению богачей.

— Кто эта женщина? — спрашивала она. — Почему опекун лично не написал мне об этом плане? Не то чтобы я против, просто это кажется мне оскорбительным.

Она резко распахнула дверь и картинно застыла на пороге. За ней стояла директриса, бормоча ненужные объяснения по поводу утерянных писем.

Вокруг девушки образовалось густое облако из запаха фиалковых духов. Я поняла, что этот резкий запах мне знаком. Когда мы помирились после ссоры, от Валентина исходил этот аромат. Тогда мне показалось, что он нашел утешение в постели другой женщины, однако он меня не предавал. Он просто был с Певенш. Я облегченно улыбнулась.

Певенш приняла мою улыбку за приветствие, но не поздоровалась.

— Почему он мне не написал? — взвизгнула она. Я не могла не восхититься ее умением изобразить приступ гнева. Слезы брызнули из глаз. Она принялась трясти плечами, стараясь выдавить их из себя побольше. Она сработала просто мастерски. Обыватель не смог бы распознать игру. Только очень чувствительный человек заподозрил бы подвох. Я стояла и бесстрастно глядела на нее. Это разозлило ее еще сильнее. Только смесь оленьего рога и воды, подслащенная ужасом директрисы и двух служанок, помогли ей прийти в себя.

Как только буря закончилась, Певенш уставилась на меня, с презрением разглядывая мой скромный наряд и прическу.

— Что в тебе такого, что опекун доверяет тебе? — грубо спросила она, проигнорировав правила этикета и хорошего тона.

Я сделала небольшой реверанс, изобразив уважение, что вызвало на ее круглом лице ухмылку. Это был стратегический ход. Так, к вящему удовольствию бестии, я восстановила ее превосходство. Почтительный жест казался более искренним, чем любая льстивая фраза.

Я пробормотала:

— Надеюсь, что я вам понравлюсь в качестве компаньонки, мисс Певенш. Ваш опекун тщательно расспросил меня, прежде чем доверить это важное дело.

На самом деле в присутствии директрисы у меня земля уходила из-под ног.

Я заставила себя стиснуть зубы и добавила:

— Ваш дядя сказал мне, что не может больше жить без малышки П.!

При упоминании ее собственного прозвища Певенш улыбнулась почти милой улыбкой. Я показала верительные грамоты, чтобы окончательно убедить ее в подлинности моих слов.