Лейтенант чилийских ВВС Рафаэль Канто служил в воздушной разведке (СИФА) уже три года и считался там лучшим оперативником. После переворота и сентября именно СИФА стала ведущим разведывательным подразделением нового режима и приняла на себя всю полноту ответственности по борьбе с противниками новой власти. Поэтому все теракты, совершенные в Чили подпадали под юрисдикцию СИФА. Не стал исключением и недавний теракт в Сантьяго, когда неизвестные террористы напали на инкассаторский фургон и похитили большую сумму денег. По факту этого нападения лейтенанта Канто лично вызвал к себе начальник СИФА полковник Эдгар Себальос Хонес и поставил задачу в кратчайшие сроки расследовать это преступление.

– Судя по всему, это дело рук террористов из МИР, – сообщил полковнику свои первые предположения Канто. – Свидетели преступления практически никого из нападавших не запомнили – так сильно были напуганы произошедшим. Единственная наша надежда – торговка фруктами, у которой один из преступников рассматривал товар. Она находится в госпитале в Пуэнтэ-Альто и до сегодняшнего дня была без сознания. Но полчаса назад мне сообщили, что она наконец пришла в себя и, вполне вероятно, сможет кое-что рассказать.

– Как вы думаете, лейтенант, зачем боевикам из МИР понадобились деньги? – спросил полковник.

– Похищена огромная сумма – почти полмиллиона американских долларов и два миллиона эскудо. Судя по всему, МИР готовит какую-то большую акцию, а деньги им понадобились для покупки оружия и подкупа людей, которые должны помочь им в осуществлении этой акции.

– Может, они планируют покушение на генерала Пиночета? – высказал предположение полковник.

– Не исключено, поэтому я уже уведомил об этом Мигеля Красноффа.

Под этим именем скрывался Михаил Краснов – 27-летний отпрыск донских казаков, сын атамана Петра Краснова, который был казнен большевиками за сотрудничество с нацистами в годы Второй мировой войны. Вместе с матерью, Диной Марченко, Михаил очутился после войны в Чили, где сумел сделать блестящую карьеру. В 1963 году он стал кадетом Военного училища в Сантьяго, которое закончил четыре года спустя в звании лейтенанта. В дни сентябрьского переворота он руководил охраной арестованных чиновников свергнутого правительства. А потом стал одним из начальников охраны самого Пиночета.

Выйдя от полковника, Канто вызвал служебный автомобиль и отправился в госпиталь, где лежал важный свидетель нападения на инкассаторов – торговка фруктами. Женщина находилась в отдельной палате, а охраняли ее сразу шестеро солдат во главе с офицером. Кроме этого, на первом этаже разместилось еще с десяток военнослужащих чилийской армии, выполнявших функции охранников, которые заблокировали вход на этаж, где лежала раненая.

Пройдя все эти посты, Канто, наконец, очутился в скромной палате с одной единственной кроватью в углу. На ней и лежала женщина, которая, получив несколько ранений, чудом сумела выжить. Присев рядом с ней на стул, Канто поздоровался и сообщил:

– Синьора Марсела, я обещал вашему врачу, что не стану вас долго мучить. У меня к вам только одна просьба – посмотреть на несколько фотографий и попытаться узнать человека, который подходил к вам перед налетом. Сотрудники банка видели это в окно, но тот человек стоял к ним спиной. А вы наверняка должны были запомнить его лицо.

Сказав это, Канто достал из кожаной папки, которая лежала у него на коленях, небольшую стопку фотографий, на которой были запечатлены главари МИР и стал медленно, одну за другой, подносить эти снимки к лицу раненой женщины. Когда он поднес последнюю, восьмую фотографию, с губ торговки слетело два слова:

– Это он.

Лейтенант посмотрел на снимок – на нем был запечатлен Алонсо Райнери, который отвечал в группировке Альваро Молины за контрразведку. Поблагодарив женщину и пожелав ей скорейшего выздоровления, Канто покинул палату. Теперь его путь лежал в район Сан Мигель, где на одной из тихих улочек, на конспиративной квартире, он встретился со своим агентом – Алехандро Санчесом, который работал в табачной лавке и имел обширную сеть осведомителей среди уличной преступности.

– С сегодняшнего дня ты должен направить все свои усилия на сбор сведений о людях Альваро Молины, – обратился к агенту лейтенант, едва они закрылись в квартире. – Особенно меня интересует вот этот человек, – и Канто показал Алехандро фотографию Райнери.

– Но люди Молины откололись от группировки Мигеля Энрикеса, – сообщил Санчес.

– Когда?

– Около трех недель назад.

– Откуда ты это знаешь?

– Эту информацию мне сообщил старик, который торгует газетами на углу улицы Сан-Франциско. А ему ее принес внук, промышляющий кражами в южных кварталах Сантьяго.

– Из-за чего произошел раскол? – продолжал интересоваться Канто.

– Этого я не знаю, – пожал плечами Санчес. – Но постараюсь узнать.

Это была ценная информация. Учитывая, что нападение на инкассаторский фургон произошло практически сразу после раскола в МИР, это наводило Канто на мысль, что все это звенья одной цепи. Но куда она вела было пока непонятно.

8 октября 1973 года, понедельник, Москва, Шоссе Энтузиастов

Всю дорогу, пока Бесков ехал к местам своего детства, в голове у него крутилась мелодия песни «Тишина за Рогожской заставой». Эта композиция, собственно, и стала поводом к тому, чтобы тренер сорвался из дома. Он услышал ее во время завтрака по радио в передаче «По вашим письмам». Песню исполнял актер Николай Рыбников, который был ее первым исполнителем – он спел ее в 1957 году за кадром фильма «Дом, в котором я живу». Услышав ее сегодня, Бесков внезапно почувствовал непреодолимое желание съездить к той самой Рогожской заставе – местечку в Москве, где он 53 года назад проявился на свет и где прошло его счастливое детство. С тех пор, как он в 1951 году переехал на Садовую-Триумфальную, в этих местах он больше ни разу не бывал, хотя периодически собирался это сделать. Но разного рода причины заставляли его отложить эту поездку на потом. Но сегодня Бескова внезапно прорвало – он решил отложить все свои дела и посетить, наконец, родные пенаты. Супруги дома не было, а на работу Бескову можно было приехать и после обеда, поэтому его мало что удерживало от этой затеи.

Тренер подъехал к местам своих детских лет со стороны улицы Чкалова. Он свернул на Ульяновскую улицу, промчался по Тулинской и выскочил сначала на бульвар Энтузиастов, а потом и на шоссе с тем же названием. Здесь он припарковал свою «Волгу» на обочине и зашагал в сторону Рабочей улицы, рядом с которой почти пять десятков лет назад они с родителями – Иваном Григорьевичем и Анной Михайловной – жили в коммунальной квартире в доме, стоявшим вторым от моста. Чуть наискосок от их жилища находилась станция Москва-Товарная (она и сейчас там располагалась), дальше был завод имени Войтовича, а с противоположной стороны двора, где юный Костя Бесков постигал азы футбольной науки, чуть поодаль раскинул свои владения завод «Серп и молот», прежде именовавшийся заводом Гужона. Семейство Бесковых жило в квартире без привычных теперь удобств: на зиму заготавливались дрова, а за водой (к колонке) и в туалет надо было ходить на улицу. Впрочем, так тогда, в самом конце 20-х годов, жило большинство москвичей. Ведь столица в те годы была в значительной степени городом деревянным и лишенным канализации (в 1927 году 58 процентов домов не имело водопровода, а 65 процентов – канализации). И Бесков до сих пор помнил, как по ночным улицам и переулкам, двигались ассенизационные обозы, разнося по окрестностям нестерпимую вонь. Их сосед по подъезду – дядя Вася – как раз работал ассенизатором и возил нечистоты в Марьинский сливной пункт, проклиная его (особенно когда выпьет) на чем свет стоит. По его словам, очереди в этот пункт из ассенизаторов выстраивались километровые и не всем удавалось опустошить свои бочки, поскольку пункт закрывался в строго определенное время. Поэтому те ассенизаторы, которые не успевали воспользоваться услугами пункта, попросту сливали нечистоты… на пустырях, а то и на улицах Москвы. Дядя Вася так не делал – он обычно приезжал домой и оставлял бочку возле своего подъезда, чтобы утром, встав ни свет ни заря, успеть вновь добраться до Марьинского пункта и избавиться, наконец, от нечистот. После чего с пустой бочкой он снова трогался в путь – чтобы в очередной раз наполнить ее отходами человеческой жизнедеятельности.