Сказки и правда об атамане Платове

Матвей Иванович Платов (1753–1818), граф, генерал от кавалерии, войсковой атаман в 1801–1818 гг., вечный шеф 4-го Донского казачьего полка. Прославленный герой Дона.

Его отец – выходец из казачьих низов, являлся казаком станицы Прибылянской в Черкасске, которая самим названием своим говорит о том, что в ней селили пришельцев (название станицы от «прибылых», а не от «прибыли» – наживы) из самых разных мест. Дед Платова ловил рыбу по найму для богатых и знатных казаков.

Отец карьерой своей обязан успешной службе в Донском атаманском отряде – «Сотной команде казаков для секретных дел», казачьем спецназе. Вероятно, как офицер, пользующийся особым доверием, обладающий, возможно, качествами, как бы мы сегодня сказали, контрразведчика, Иван Платов во время угрозы движения пугачевцев в сторону Москвы в 1774 г. перекрывает все пути для проникновения в древнюю столицу и далее на север агитаторов с «прелестными письмами» и лазутчиков «Мужицкого царя Петра Феодоровича» и способствует тому, что здешние крепостные и прочий подлый люд (платящий подати) «в смущение не впадает».

М. И. Платов

Именно близостью к властям можно объяснить, что «безродному» Ивану Платову удается женить своего сына Матвея на дочери главы донской казачьей аристократии Степана Ефремова. Увы! Родив сына Ивана Матвеевича, 26-летняя Надежда Степановна (1757–1783) умерла. Потеря жены усугублялась для Матвея Платова еще и тем, что он сразу «вылетел из аристократической обоймы», и дорога к власти для него закрылась. Его ума и храбрости (таких-то на Дону полно!) для карьеры оказалось недостаточно. Чин полковника он получил поздно, только в 1788 г., уже много командуя полком, т. е. в 35 лет. Для сравнения: Иловайский 5-й стал генерал-майором в 24 года, а Иловайский 12-й – в 27 лет.

Смешно читать о том, как Платов, «самый младший» на военном совете, при взятии Измаила первым выкрикнул «Штурм!», чем завоевал любовь А. В. Суворова. Платов – самый младший по чину, а по возрасту едва ли не самый старший. И решение свое, совпавшее с мнением Суворова, произнес не по юношеской горячности, а имея за спиной четверть века боевой службы! Платов был не знатен, но славен! Про полковника Платова уже пели песни!

В конце Русско-турецкой войны в 1774 г. Платов приобрел легендарную, можно сказать, фольклорную известность победой над крымцами и ногайцами у степной речушки Калалах. Два казачьих полка сопровождали транспорт с беженцами, уходившими на то время с Кубани, и продовольствием для снабжения русских войск на Кавказской линии, и подверглись внезапному нападению десятитысячной орды кочевников. Эта та самая история, когда

На Великой Грязи,[106]

Там, где черный Ерик,[107]

Татарва нагнала сорок тысяч лошадей!

Каждый конник в набеге вел три «заводных» (т. е. в поводу) лошади. Одну – сменную верховую и двух – вьючных, поскольку обозов кочевники (равно и казаки) с монгольских времен не имели. Далее по тексту:

И покрылся Ерик,

И покрылся берег

Сотнями порубанных, пострелянных людей!

Любо, братцы, любо,

Любо, братцы, жить!..[108]

Песню приписывают самому Платову. Точных доказательств тому пока не имею, но, скорее всего, она про полковника Платова и про это сражение!

Укрывшиеся за мешками с мукой, «в чистом поле, как на скатерти», казаки постоянно после залпа (ружья-то были однозарядные), переходя в рукопашную, выдержали двое суток почти непрерывной резни и дождались подмоги. «С нашим атаманом не приходится тужить!» Дальше поется и про то, как:

Жена погорюет – выйдет за другого!

Выйдет за другого да забудет про меня!

И это из биографии Платова. Он тот самый «другой»! За Платова вышла замуж вдова его близкого друга Павла Фомича Кирсанова[109]Марфа Дмитриевна, в девичестве Мартынова! А вот Мартыновы – самый цвет донских аристократов и вторые после Ефремовых богатеи на Дону! Таким образом, Платов вернулся в круг самых знатных, ведущих родословные с ордынских времен донцов, да еще стал отчимом Кирсана (Хрисанфа) Павловича Кирсанова, в будущем – командира легендарного Атаманского (его, графа М. И. Платова) полка. Но пока Матвею Ивановичу до графского титула еще как до неба! Для старой старшины он, все равно «прибылой», выскочка, чужак! Однако благодаря «привенчанному» родству карьера его стремительно меняется!

Разумеется, донские аристократы не забыли, что Платов – «безродный». И он, кстати, испытывал к старой аристократии те же, далекие от любви чувства (что послужило одной из причин переноса донской казачьей столицы из Старочеркасска в Новочеркасск). Потому в 1792 г., когда донцы бунтовали, не желая переселяться на Линию, именно его во главе Чугуевского казачьего полка калмыков отправляют на пресечение волнений в донских станицах. И он подавляет их с неслыханной жестокостью, перепоров на майданах сотни казаков, невзирая на заслуги и возраст, явив свое верноподданство престолу! Это еще и демонстрация силы перед старой аристократией, не желавшей признавать Платова. Аристократы притихли, но Платов зарвался! За что сразу и поплатился!

Безупречно честный и брезгливый ко всякому мздоимству, аристократ и светлая головушка, храбрец из храбрецов и «почтительный сын» А. К. Денисов сильно падению Платова поспособствовал. Вин Матвею Ивановичу насчитали много! В частности, многолетнюю задержку жалованья тем же чугуевцам, поминок-то Платову казачки не несли – плебей, а в деньгах оказывалась большая нужда! Но это, так сказать, формальный повод, а неформальный – ходил в любимцах Екатерины II, стало быть, при Павле I, по дорожке, протоптанной бывшим тестем С. Д. Ефремовым, отправился в каземат Петропавловской крепости, а оттуда – в ссылку в Вятку. Могло быть и хуже! Спасла воинская славушка и государственная нужда в боевых командирах, так что практически прямо из русских северных снегов пошел донской атаман в заволжские снега несчастного похода на Индию.