– Но?

– Хочется услышать подробности, чтобы оценить все затраты и вложения.

– Мечтай-мечтай, братик, – засмеялась Герис. – Какие твои затраты? Несколько устаревших фальконетов, которые твои дэвы уже заменили на новые, улучшенные. Пообщайся с этими своими разбойниками Руком и Прозеком. Ты им велел мне выдать что попрошу, вот они и выбирали пушки и огненный порошок. Кое-какие из этих пушек не стреляли толком, а только плевались.

Видимо, Рук и Прозек избавились от того оружия, в котором меньше всего были уверены. И Хект сам виноват – не объяснил им толком, зачем именно отдает огненный порошок и пушки каким-то неизвестным людям.

– Кто-нибудь пострадал?

– Кое-кто из Лучезарных пальчики обжег. С забористой особой картечью им не справиться. Пайпер, я – домой. Хочу поспать в приличной кровати и так, чтобы не нужно было бдеть и просыпаться чуть что. Всю неделю бы провалялась. Наверное, дедушка уже успел немного особняк восстановить.

– Погоди! Передам Анне письмо.

– Долго не ковыряйся, – велела Герис, глядя через плечо Хекту. – Она на это не согласится, как бы по тебе ни скучала. Ни за какие коврижки свой дом не бросит.

– Просто передай ей письмо. Никогда ведь не знаешь.

– Передам. Мне не трудно. – С этими словами Герис крутанулась на месте и пропала.

А Хект нырнул обратно в постель и, уже проваливаясь в сон, подумал, что вот сейчас явятся по его душу дочки или Кловен Фебруарен и не дадут поспать.

Но никто не явился.

Жители Альтен-Вайнберга часто жаловались, какие у них долгие и суровые зимы. Выходцу из теплых краев мрачные холода действительно казались нескончаемой карой Господней, а вот дуарненец, напротив, не осмеливался величать их иначе, как ветреной и слегка бодрящей погодой.

Дела Кампании требовали от Предводителя Войска Праведных частых разъездов. На это уходила уйма времени, что не могло его не раздражать. Он бы с удовольствием занялся вместо этого чем-нибудь более приятным, да и до наступления весны нужно было сделать еще очень много, а все его время уходило на пустую болтовню и бесконечные умасливания.

Снега выпало много, и весна предстояла поздняя. Когда тает столько снега, случаются большие наводнения. Особенно худо, если Блейн сильно поднимется, тогда пострадает и Хоквассер. Ниже по течению река могла прорезать новые русла и создать угрозу судоходству. Хект планировал сплавить по Блейну самые тяжелые припасы и оружие к морю Ниграйн, где все это можно было погрузить на большие корабли и перевезти на юг к самым дальним чалдарянским морским портам.

Послание пришло, когда Хект завтракал. Императрица желала о чем-то поговорить, указала точное время аудиенции и велела привести с собой помощницу Гаурли.

Хект вызвал Ривадемара Вирконделета, тот явился незамедлительно.

– Видели послание от императрицы? – поинтересовался Пайпер.

– Да, мой господин. Всё проверяли и будем проверять, пока не переведутся люди, желающие вас убить.

– Такие еще остались?

– Всех старых врагов нам не переловить, а у вас талант наживать себе новых, – ответил Вирконделет с тоской в голосе.

– С вами проще договориться, чем с Мадуком. Но я не об этом. Не видели Гаурли?

– Уже дней пять не показывалась.

– Неужели? Всего пять? Ведь я-то совсем ее не вижу. Никого из них не вижу.

– Они постоянно приходят и уходят, обычно занимательные истории приносят.

– Например? Что-то я отстал от жизни.

– В том смысле занимательные, что сказочки вечно какие-то. Они же не могут знать о том, что якобы случилось вчера в Камаргаре, Диреции или Салпено.

Хект заставил себя глубоко и медленно вдохнуть и досчитал до восьми. Потом еще раз.

– Начиная с сегодняшнего дня сказочки станут главной темой совещаний. И верить им будете как словам самого пресвятого Аарона. Возвращайтесь к себе и восстановите все их истории, как вы выразились, до мельчайших подробностей. Когда вернусь из дворца, отчет должен быть у меня на столе. Ясно? Или что-то вы не поняли?

– Кристально ясно, мой господин, – ответил побледневший Вирконделет.

Хект ждал, что он начнет возражать, оправдываться, спрашивать, но Вирконделет сдержался.

– Хорошо. Передайте телохранителям: им нужно проводить меня до дворца.

Тихую комнату, в которой Хекта ждали леди Хильда и императрица, недавно расширили, переоборудовали и заново отделали. Теперь там могло поместиться человек тридцать. Хильда налила всем кофе, слегка заигрывая с Хектом.

– Я первый пришел? – спросил он у Элспет.

– Да. И это не случайно. Я хотела сообщить вам, что часовня Святого мученика Минивера отныне находится в распоряжении граальских императоров.

– Мне следует вас поздравить? – Хект не смог сдержать удивление. – Но… Я не знаю, что это за часовня. И святого такого не знаю.

– Минивер первый отправился в эти края проповедовать слово чалдарянское здешним язычникам. Часовня расположена сразу за дворцом – на том месте, где Минивер принял мученическую смерть.

– Тогда был голод, и его, самого бесполезного, принесли в жертву, чтобы умилостивить богов, – пояснила Хильда.

– И как? Умилостивили?

– Ну, Минивера-то мы помним до сих пор, – пожала плечами Хильда. – А их не помнит никто.

– Понятно. Но я все равно в растерянности.

– В часовню можно попасть из дворца через боковую дверцу. Один из первых Йоханнесов почитал святого Минивера и втайне ходил туда. Видимо, не только из благочестия. Хильда теперь читает там свои ночные молитвы.

Госпожа Дедал тут же стрельнула в Хекта глазками.

Он был еще менее сведущ в любовных интригах, чем императрица-девственница, поэтому так ничего и не понял.

– И что же? – спросил он, отпив кофе и нахмурившись.

Не выдержав, леди Хильда слегка шлепнула его по затылку.

– Пресвятой Аарон! Вы что, и в самом деле такой тугодум?

Да, соображал он медленно. Поняв наконец, что с ним договариваются о месте встречи, он решил, что именно с ветреной Дедал ему и предстоит встречаться.

Она подлила ему кофе и спросила императрицу:

– Все еще считаете его гениальным?

– Скорее уж выдающимся идиотом. Признаюсь вам, Хильда, встречались мне булыжники посообразительнее его. Изобразите ему в красках.

И госпожа Дедал пояснила Хекту при помощи односложных слов и грубых жестов. Он уже все понял, но сидел молча, смущенный как самим предложением, так и собственной бестолковостью. Лицо его залилось краской.

– Дошло наконец, – заметила Хильда. – Можно не звать надзирателей из дома умалишенных… пока.