Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Здравствуйте, дядя Гарри, – прошептала Харриет, когда Клара вышла из гостиной поприветствовать гостя:
– Гарри, рада тебя видеть.
– И я вас, Клара, как у вас дела в школе? Как Фитц?
– С ним все в порядке, спасибо, что беспокоишься. В школе все по-старому, некогда скучать! Лена сказала, что вы отправляетесь в «Горгулью»?
– Издательство заставило собирать там материал, – улыбнулся Гарри.
– Ах, сколько бы я отдала, чтобы вновь стать молодой, – сказала Клара, улыбаясь. – Если вы еще посидите, то могу предложить тебе стаканчик виски.
– Думаю, нам уже пора бы выдвигаться. – Гарри посмотрел на часы.
– Всем пока. – Лена поцеловала Харриет в щечку, затем обратилась к Кларе:
– Не жди нас допоздна.
Клара подошла, чтобы закрыть за ними двери.
– Хорошо провести время, – пожелала она Лене. – Надеюсь, все будет хорошо.
– О чем она говорила? – спросил Гарри, помогая ей сесть в такси. Сев на сиденье, она чуть не подпрыгнула, такой холодной была кожаная обивка, все-таки надевать чулки на вечерний выход – не лучшая идея.
Лена не хотела обсуждать свои проблемы. Но Гарри был ее женихом, а потому она должна была рассказывать ему все, ведь именно так должны поступать настоящие муж и жена.
– Пришло письмо из школы при больнице Гая. Меня не приняли.
– Лена, мне так жаль! – Гарри помрачнел и положил руку ей на плечо. Она прильнула к нему. – А причину сказали?
– Такое никогда не указывают.
– Это была последняя школа?
Лена не спешила кивать. Она уткнулась лицом в его мягкое пальто и вдыхала аромат парфюма.
– Им же хуже, – сказал Гарри, гладя ее по волосам. Пока машина мчалась к Сохо, они молчали, и Лена была благодарна за то, что им было достаточно комфортно вместе, чтобы не заполнять каждую минуту разговорами.
Когда они свернули на Теобальдс-роуд, Гарри прочистил горло и сказал:
– Лена. Не пойми меня неправильно, но если ты больше не настроена на все это, то никто не осудит тебя, если откажешься.
Она выпрямилась:
– Ну, разумеется, я настроена. Кроме того, они уже выехали из Кенсингтона, нельзя заставлять их впустую ждать.
– Я о медицинской школе, – с беспокойством произнес Гарри. – Никто не станет винить тебя за это, по крайней мере, не я. Но я подумал, что ты могла бы остаться со мной в Индии? Они всегда рады хорошему учителю английского…
– Но я не учитель английского! – ощетинилась Лена. – Зачем ты говоришь такие вещи?
Гарри замахал руками.
– Нет-нет, я не имел в виду ничего плохого! Просто тяжело видеть, как ты сокрушаешься над каждым письмом.
– Так не тебе и читать все эти письма, – резко ответила Лена, скрестив руки на груди, и уставилась в окно. Они уже подъезжали к клубу, однако улицы Сохо кипели жизнью даже ночью, а потому такси двигалось с незавидной скоростью.
Гарри глубоко вдохнул и сказал:
– Ты должна знать, что я поддержу тебя, что бы ты ни делала, но тебе ничего и никому не нужно доказывать.
– Так я это делаю не ради доказательств! – холодно бросила Лена. Гарри ничего не сказал. В зеркале заднего вида она на мгновение поймала взгляд водителя такси; ей стало интересно, сколько таких мелких ссор он повидал за свою карьеру. Вздохнув, Лена подперла голову руками, а автомобиль повернул на улицу Дин. – Послушай, а почему бы тебе не выпить с ними, а я бы тем временем поехала домой?
– Лена, – сказал Гарри, сжимая ее руку в своей. – Я просто хотел сказать тебе, что, вероятно, найдется и более легкий путь.
– Но я не ищу легких путей, – возразила она с каменным выражением лица. – Я хочу быть доктором.
– Я знаю. И ты обязательно станешь им. – Гарри одарил ее теплой улыбкой, которая отчего-то всегда успокаивала ее. Он посмотрел на вход в клуб, где уже собралась длинная очередь желающих попасть внутрь. – Забудь, что я вообще что-то говорил, давай просто повеселимся.
* * *
Тремя часами позднее измотанная Лена сбросила туфли в прихожей, и те с громким стуком упали на пол. Она понимала, что нужно было стараться не шуметь, ведь дети уже спали, но после сказанного Гарри была не в духе. Несмотря на все ее старания повеселиться, весь вечер слова жениха преследовали ее, а посиделки в компании друзей лишь истощили ее эмоционально, потому что приходилось притворяться счастливой.
Она шла по коридору и не могла отделаться от чувства жалости к самой себе. Да, оставался последний вариант, но учитывая ее предыдущие успехи, надеяться на него особо не стоило. Она почувствовала, что сентябрь прошлого года может опять повториться: все эти эссе, списки источников, нехватка марок для писем и скрещенные пальцы в надежде, что в этот раз ее заявление будет одобрено.
Лена не планировала прекращать попытки, но время шло, а ее уверенность таяла. Отказы, косые взгляды, когда на любой вечеринке друзья спрашивали ее о будущем, необходимость работать в три раза больше любого мужчины, чтобы добиться того же результата, – все это давило на нее. Лена понимала, что выбранная ею дорожка никогда не будет легкой, но она надеялась, что все ее труды в конечном итоге будут вознаграждены. Но хотя она храбрилась как могла, внутри уже назревал конфликт с самой собой. Каждый вскрытый конверт будто бы оставлял рану в ее душе.
– Лена? – позвала со второго этажа Клара.
– Прости, – прошептала та. – Я не хотела тебя разбудить.
– Ты как-то рано сегодня.
– Немного повздорили с Гарри. – Она потерла накрашенные тушью ресницы.
– Звучит так, будто ты была бы не прочь выпить чашечку чаю, – сказала Клара. Она надела ночной халат и вышла на лестницу. – Давай-давай, переодевайся пока, а я поставлю чайник.
Десятью минутами позже, укрывшись уютным пледом и с кружкой ромашкового чая в руках, Лена рассказывала Кларе произошедшее.
– И тогда он сказал, что вместо медицинской школы я могла бы остаться с ним в Индии и преподавать! Он обставил все так, будто мне отказаться от мечты так же легко, как пальцами щелкнуть. – Голос Лены задрожал, и последние слова она почти прошептала. – И знаешь, что самое грустное во всем этом? Что он прав.
– Да ладно тебе. Не бывает правых или виноватых в таких-то вопросах.
– Нет, он именно прав. Кажется, места в университете мне не видать. А раз так, то почему бы мне не сменить обстановку и не провести время с моим будущим мужем? – Лена глянула на дно кружки. – Я говорила себе, что буду пытаться года два. И вот они прошли,