винограда или инжира. Он поднялся со своего места, и тишина наступила довольно быстро. Целый день они обсуждали, что будут делать, но он чувствовал, что убедил не всех. Самое главное, что спартанцы еще не обозначили свою позицию. Одно дело присутствовать на встрече представителей греческих государств, созванной Афинами в рамках перемирия, и совсем другое – согласиться последовать за ними на войну.

Фемистокл прочистил горло и обратился к гостям:

– Я говорил с вами как в группах, так и по отдельности. Я делился данными нашей разведки, которые попадали в Афины на рыбацких лодках, в сообщениях от доверенных торговцев, от лазутчиков и друзей на Ионическом побережье. Думаю, вы уже знаете, что Афинское собрание никогда бы не направило этот призыв, если бы мы не понимали, что угроза действительно серьезная, реальная… и близкая.

Его слушали, ловя каждое слово, и даже скамьи не скрипели.

– Судьба Греции будет решена в этой комнате, – сказал Фемистокл. – Я бы хотел, чтобы это было преувеличением, но мы знаем, что персы приближаются. Единственная причина, по которой они не выступали раньше, заключалась в том, что на подавление восстаний требовалось время. Вы знаете, как повел себя царь Ксеркс. Тысячи убитых – в Египте, в Ливии, в ионических городах. Восстание распространилось далеко, и в какой-то момент мы подумали, что Персия может даже развалиться. – Он покачал головой. – Этому не суждено было сбыться. Ксеркс связал их вместе еще крепче, чем раньше. Царь молод и так же безжалостен, как и его род. В его поступках видна намеренная жестокость. В каждом отчете, который поступает к нам, говорится одно и то же. В Персии снова воцарился мир, пока высыхают кровь и слезы.

Кто-то наклонился к соседу, прошептал несколько слов – в ответ раздался смешок.

Фемистокл кивнул и улыбнулся:

– Афиняне. Любят поговорить. Это у нас в крови, хотя я сражался при Марафоне.

Коринфянин покраснел оттого, что его выделили, но кивнул.

По крайней мере, он пришел.

– Я сталкивался с персами на поле боя, – напомнил Фемистокл. – Мы еще несколько месяцев спустя продолжали находить драгоценности или пластинки золота и серебра. Даже их мертвые несли на себе целые состояния. Мы развели большой костер, чтобы сжечь тела, и мальчишки долго еще просеивали пепел в поисках капелек золота и приносили находки в город.

– Они сражались храбро? – крикнул кто-то из аркадской группы.

В этой комнате чувствовалась тоска по юмору. Мужчинам нужна крепкая шутка, когда из новостей – только плохие.

Фемистокл на мгновение задумался над ответом и решил сказать простую правду:

– Достаточно храбро.

Улыбка растаяла на лице аркадца.

– Они хорошо держали строй, – пояснил Фемистокл, – и не сломались, хотя море было у них за спиной. Их царь наблюдал с холма, но мы его не видели. Возможно, поэтому они не могли убежать. Нам пришлось убить их всех.

Он заметил, что спартанцы подняли глаза и наблюдают за ним. Клеомброт хорошо знал, что его люди не успели вовремя добраться до Марафона. Фемистокл и Аристид вышли им навстречу на следующий день, когда они наконец прибыли, совершив форсированный марш в течение двух дней и ночей без отдыха. От вида пыли и пота на доспехах спартанцев Фемистокл подавил зарождавшийся в его горле смех, чему был только благодарен. Более того, в их глазах он заметил похожий на безумный блеск. Опоздание было для них сродни поражению. Никакая колкость, которую он мог бы отпустить в их адрес, не задела бы их сильнее, чем их собственный стыд, но они все равно ничего бы не забыли. Фемистокл содрогнулся, вспомнив выражение их лиц. Люди, сидевшие с Клеомбротом, были одной породы – бешеные псы, наделенные человеческой волей и дисциплиной. Они внушали ужас, и он был рад, что они под одной с ним крышей и против общего врага.

– От камней и стрел нас защитили щиты. Не все из вас пользуются копьями такой длины, как афинские, но они хороши. Персы сражались храбро, но у них не было своих гоплонов. Если они придут в тех же доспехах и с тем же оружием, я готов поставить каждую драхму, которую смогу заработать или одолжить, на то, что мы победим их.

Люди заулыбались и закивали. Несколько человек, наклонившись друг к другу, заговорили о чем-то. Фемистокл снова откашлялся. Греки, такой народ! Он любил их, но дай им волю, и они заболтают человека до смерти, афинянин он или нет.

– У меня есть две причины сомневаться в собственном суждении. Между нами, мы можем выставить… сколько? Афины предложат двести кораблей, восемьсот лучников… восемь тысяч гоплитов. Может ли Спарта дать столько же?

Он ждал. Спартанцы неохотно кивнули. Обычно они умалчивали о сильных сторонах своей армии, но ему нужно было знать. Фемистокл постарался скрыть облегчение.

– Остальные, как я понимаю, могут выставить сообща тридцать или сорок тысяч – не более того. Не все будут вооружены и экипированы полностью, как гоплиты, и много будет неопытных. Всех вместе мы наберем тысяч шестьдесят, может быть, семьдесят эллинов.

Фемистокл помолчал, собираясь сказать то, о чем они, возможно, догадывались, но что все равно могло поразить их в сравнении.

– Персы могут выставить на поле боя по меньшей мере в пять раз больше людей. По некоторым данным, их полмиллиона. – Он переждал ропот недоверия и смятения. – Не все они полностью вооруженные воины, не все будут опытны, но их так много, что нам придется туго.

По выражению лиц было понятно, что вдаваться в дальнейшие подробности нет нужды.

Эти люди знали ставки не хуже его самого.

Со своего места поднялся мегаранец, невысокий воин с коротко подстриженной черной бородой. На вид ему было около тридцати, в самом расцвете сил.

– Как мы можем противостоять такому войску?

– Не знаю, сможем ли мы, – ответил Фемистокл. – Знаю, что Афины будут сражаться. Мы встретим их в море, и я обещаю, что наши сто восемьдесят кораблей будут служить всей Греции. Сорок тысяч гребцов и гоплитов. Мы обучили их, и мы не будем ничего утаивать и прятать – вообще ничего. Поймите это. Мы будем таранить корабли персов и утопим каждого, кто попытается высадиться на сушу. Вот так!

Ему пришлось еще раз вмешаться, чтобы прекратить вспыхнувшие нервные разговоры. После чего он без особого желания дал слово одному из коринфян. Он не знал его лично, но репутация этого города была известна всем.

– Коринф может добавить сорок галер.

Мужчина сел, а Фемистокл удивленно моргнул. Он не собирался спрашивать о числе кораблей, но воспользовался моментом и спокойно кивнул другому, когда