Полутысячник из каулов Раам велел во что бы то ни стало отыскать командира. Один из пленных, ночью стоявший в карауле, рассказал, что командир в странном одеянии то ли таосского гонца, то ли деревенского старосты около полуночи выехал из лагеря и не вернулся.

Раам отрядил две турмы на поиски. До вечера разыскивали беглеца по всем дорогам, у Сенгорской переправы допросили паромщиков и перевозчиков, — но следов беглеца так и не обнаружили.

Пленных эльменцев построили в колонну и повели назад, в сторону Каффара.

* * *

Берсей сделал краткий привал в Нодгее, и снова устремился вперед. Царская дорога вела к побережью у устья Индиары, там поворачивала к северу и напротив Сенгора обрывалась. Здесь была переправа, ходили медлительные плоскодонные паромы, сновало множество лодчонок перевозчиков.

Здесь Берсей снова сделал привал, и здесь же встретил один из отрядов Раама. Узнав новости, он решил дождаться самого Раама, чтобы лично допросить пленных наемников.

* * *

Сотни наемников — одни в желто-зеленых накидках, которые они успели надеть во время ночного боя, другие полуодетые, многие — в располосованной ударами мечей одежде, раненые и избитые — стояли на коленях, сбитые в кучу на широком лугу. Берсей разговаривал с группой старших офицеров. Ничего нового о напавших на Каффар он не узнал.

Один из офицеров, назвавшийся сотником Ардом — седой ветеран с пропитанной кровью повязкой на голове — выступил вперед.

— Разреши говорить мне от имени моих товарищей, полководец, — сказал Ард. — Мы подчинялись приказам нашего командира, но командира нет, и я по старшинству принимаю командование над этими людьми, — он кивнул в сторону наемников.

— О чем ты хочешь говорить? — Берсей покачал головой. — Вы давали клятву народу Каффара защищать его от врагов. И подло бросили беззащитных людей, отдали их в руки банды головорезов.

— Вина наша велика. Мы из Эль-Мена, и знаем правила войны. Мы заслужили наказание.

— Хорошо, — Берсей тяжело опустился на подставленный ординарцем походный ящик с частью воинской казны, документами и печатью. — Скажи мне ты, называющий себя воином и офицером: как в Эль-Мене поступают с клятвопреступниками?

Ард переступил с ноги на ногу, потом поднял голову и взглянул Берсею в глаза.

— Когда-то в Эль-Мене клятвопреступников закапывали живыми в дюны на песчаной косе Киэнт. Их опускали в песок вниз головой. — Ард взглянул на стоявших позади него офицеров. — Но это было давно, во времена, когда Эль-Мен правил всем Юго-Западным побережьем…

— А как поступают сейчас?

Ард снова помялся.

— Ты можешь не поверить, полководец. Сейчас преступников у нас просто приговаривают к смерти.

Он замолчал, и Берсей, почувствовав недосказанность, спросил:

— А дальше?

— Приговоренные умирают.

Берсей помедлил. И внезапно догадался:

— Их НЕ казнят?

— Не казнят. Они умирают сами.

Берсей поднял брови, ожидая объяснений.

— Приговоренные умирают, — повторил тот. — И никого не заботит, как именно.

— Они кончают с собой? — наконец догадался Берсей.

— Можно сказать и так. У нас считается, что тело приговоренного остается без души. А тело без души жить не может.

Берсей отвернулся. Он не знал обычаев эльменцев, он думал о том, кто идет за ним по пятам, словно призрак, кто подкупил командира наемников, и кто превращает эти райские края в ад.

— Я мог бы продать всех вас в рабство, — сказал он наконец. — Но из предателей получаются скверные рабы. Вы вернетесь в Каффар. Граждане Каффара решат вашу судьбу.

Ард медленно пустился на колени перед Берсеем.

— Я Ард, сын Ардаса, великого воина, внук Арданаса, который тоже верой и правдой служил правителю Ровандара, сейчас принимаю решение за тех, кто связан со мной воинской присягой. Мы виновны в измене, мы достойны смерти, и лишь она победит наш стыд. Прошу тебя, полководец аххумов, отпусти нас, чтобы мы могли достойно уйти из этого мира.

Берсей молчал.

Вдали, за полем, по проселку тянулись волы, влекущие нелепые таосские повозки. За спиной Берсея мерно плескались воды Индиары, кричали чайки и ветерок доносил запахи ила и гнили.

Тогда Ард поднялся с колен. Повернулся к офицерам.

— Вы связаны присягой, но осудить вас я не могу. Кто готов выполнить долг вместе со мной?

Все офицеры понуро шагнули вперед.

Ард снова повернулся к Берсею:

— Позволь, полководец?

— Не знаю, о чем ты просишь, — ответил Берсей. — Ты хочешь, чтобы вас сопроводили в Каффар?

— Нам не нужны сопровождающие, ибо на этом пути проводники — сами эльменские боги.

* * *

Солдаты разомкнули кольцо и пленные стали подниматься с колен, выходить на дорогу и строиться. Потом, повинуясь приказу Арда, колонны эльменцев двинулись к берегу.

Раздался мерный рокот военного барабана. Зазвучала унылая песня, прерываемая ритмичными вскриками: эльменцы вполголоса пели что-то, совсем не похожее на военный марш.

Шеренга за шеренгой стали входить в воду и исчезать в мутных волнах.

Ни одна из шеренг не дрогнула, не оступилась.

Кого-то выносило наверх, кто-то инстинктивно бил по воде руками, кто-то хрипел. Но ни один не выплыл.

Пение все продолжалось, хотя и не столь стройное, как вначале.

И бил барабан: барабанщик стоял поодаль, на пригорке. Но было ясно — когда последние шеренги войдут в воду, барабанщик последует за ними. И лишь смерть закончит это дьявольское представление.

А пока они еще шли. Шли, пели, вскрикивали и притопывали ногами, пугая слишком назойливых чаек.

Они шли и шли. И длилось это так долго, что Берсей приказал седлать лошадей и уходить с проклятого места, где души, покинувшие тела, чайками кричали над потревоженными волнами.

* * *

Военный лагерь, выстроенный у Каффара, в несколько дней оброс поселком из шатров и хижин, со своими улицами и переулками.

Берсей не любил эти поселки с их грязью, шумом, вонью, и скрепя сердце мирился с ними: каждое большое войско сопровождало множество необходимых людей. Здесь были не только женщины, а среди них не только проститутки; некоторых воинов, успевших обзавестись в походе семьей, сопровождали повозки с женами и детьми. А кроме жен и проституток, были швеи, прачки, стряпухи; были жены торговцев и оружейников и их дети; были рабы — собственность воинов; были даже старики. Берсея всегда удивляло именно это: он понимал, что без женщин армии не обойтись, он допускал, что в поселках у военных стоянок могут быть и дети. Но откуда брались старики?..