Вот и сейчас, проезжая по поселку к лагерным воротам, Берсей с неодобрением смотрел на старцев, сидевших в тени под дырявыми навесами. Если завтра Берсей прикажет бросить стоянку и выступить в поход, весь этот сброд отстанет. Но как только армия остановится на одно-двухдневный привал — тотчас же рядом с военным городком с его четкой планировкой, чистотой, возвышающим душу порядком, возникнет скопище безобразных лачуг, рваных шатров и палаток, вырастут кучи зловонных отбросов с роями гудящих над ними мух, начнут бегать голопузые сопливые дети, и, как по волшебству, где-нибудь в тени непременно появится группа немощных старцев.

Берсей не любил долгих стоянок.

У ворот лагеря его поджидали Аххад и тысячники со свитой.

Берсей снова поморщился. Он не мог теперь разговаривать с ними, как прежде: в каждом их слове, взгляде, жесте виделось ему змеиное коварство.

Он не верил теперь никому, даже старому Аххаду. Кто знает, какие мысли одолевают его? Кто знает, какие темные страсти таятся в его сердце? Да, он верно служил империи, он был рядом в самые трудные дни, но что, если все эти годы он втайне мечтал об одном — предать Берсея, оклеветать его, занять его место?.. Славы и денег хочется каждому…

Берсей исподлобья смотрел на приближающихся подчиненных.

Впереди шагал Аххад, за ним его ординарец, за ординарцем начальник канцелярии, за ним — тысячники, остававшиеся в лагере.

«Дурные вести», — понял Берсей.

Аххад, всегда такой спокойный и рассудительный, на этот раз был не в себе. Он схватил жеребца Берсея под уздцы и выкрикнул без предисловий:

— Эти дьяволы напали на Деф!

* * *

— Благодарение богам, — докладывал Аххад уже спокойнее, когда они расположились в шатре Берсея, — отряд Карраха подоспел вовремя, и резня была прекращена. Боя они не приняли, отступили из города и ушли в предгорья.

— Их преследовали?

— Конечно, но безуспешно. В тех местах такие густые леса, что убийцы просто растворились в них.

— Каррах здесь?

— Нет, он в Дефе. Здесь его сотник Агг.

— Сотника ко мне. И… вот еще что, Аххад. Я хотел бы поговорить с ним наедине.

Аххад так удивился, что его выцветшие брови переползли едва ли не на макушку.

Берсею не хотелось ничего объяснять. Он устал и был раздражен.

— Как скажешь, темник, — официально сказал Аххад. — Я предупрежу стражу.

Он вышел из шатра напряженной походкой. Берсей откинулся на подушки и прикрыл глаза. Враги. Кругом враги. Друзья в одно мгновение превращаются в недругов. Тот, кого ты любил, прячет за пазухой нож…

Берсей встрепенулся:

— Аммар!

Вбежал ординарец, сотник Аммар. Ему Берсей еще доверял. Ведь Аммар — бывший раб, которого Берсей спас от верной гибели в Лувензоре, на острове работорговцев Арроле. Хотя… Тот, кто был рабом, уже никогда не сможет стать абсолютно свободным.

Аммар, подавшись вперед, ожидал приказаний. Берсей мельком глянул на его щегольскую форму, позолоченные знаки различия, шнурки с золотыми кистями…

— Придет Агг. Я хочу, чтобы нас никто не слышал. Ты понял?

Аммар кивнул.

— Потом пусть придет Аххад.

Аммар снова кивнул, взглядом выразил вопрос: «Все?», еще раз кивнул и исчез.

* * *

К вечеру небо затянули тучи. Иссиня-черные, они закрыли весь небосвод, прижимаясь к притихшей земле. Лишь дальние зарницы полыхали в клубящейся мгле. На Равнину Дождей пришло время циклонов — время затяжных дождей, туманов, серых, бессолнечных дней.

Берсей переговорил с Аггом, молодым сотником-хаттом, близко видевшим неуловимых врагов. Но не враг, растворившийся в лесах, тревожил его — тревожили новые известия. Жители Дефа при приближении аххумов заперли ворота. Жители Крауля, не надеясь на крепость городских укреплений, покинули дома и пытались укрыться в тех же лесах. Из Сенгора потянулись беженцы на восток. Такие же вести пришли из многих других городов восточнее Индиары: жители Равнины со страхом ожидали прихода Берсея. Дьявольский замысел врага был совершенно ясен: имя Берсея проклинали, прихода аххумов ожидали с ужасом, готовились к обороне или уходили.

К ночи разразился дождь. Потоки воды падали с небес, загнав стражу под навесы, залив сторожевые костры.

Берсей, закутавшись в шерстяной плащ, лежал в своем шатре в одиночестве и, разглядывая карту Равнины, искусно нарисованную киаттскими мастерами на пергаменте, мрачно размышлял. Он пытался предугадать следующий шаг невидимого мстителя, и все больше склонялся к мысли, что догадка, мелькнувшая у него во время разговора с Аггом, верна.

Значит, следовало упредить удар, и одновременно разоблачить предателей.

Под шум дождя хорошо думалось. Берсей прикрыл глаза. И ясно увидел, как во тьме, по раскисшим проселкам, мимо спящих деревень и садов, пробираются черные конники. Всхрапывают лошади — пар вырывается из горячих ноздрей и дымятся разгоряченные крупы. Впереди — проводники: аххумская воинская форма скрыта под широкими плащами…

Берсей непроизвольно заскрежетал зубами. И очнулся. Нет, они не посмеют подойти так близко. Кем бы они ни были… Даже если они… Как сказал тот гонец, что не добрался до Нуанны, вернувшись с полдороги? Да, даже если они — мертвецы, выпущенные из подземного мира для того, чтобы поедать живых.

Столица встретила Домеллу, как положено — по-императорски.

Воины выстроились цепями вдоль улиц, по которым в колеснице везли Домеллу. Колесница была запряжена четверкой белых коней, впереди шли знаменосцы с императорскими флагами и значками, за ними военный оркестр. Нуаннийцы высыпали на улицы, глазея на невиданное зрелище.

Когда колесница остановилась на площади перед дворцом Великих Жрецов, Домеллу встретили тысячники Совета. Царица взошла на трон, установленный на возвышении.

Площадь замерла. Слепили глаза доспехи вооруженных по полной форме сотен. Лениво колебались стяги тысяч. Все смолкло на несколько протяжных мгновений, и внезапно площадь стали заполнять раскаты троекратного вздоха-вопля: «Ушаган!» Тысячи священных белых голубей взвились в воздух, взметнулись руки в приветствии, тысячники, полукругом стоявшие вокруг трона, упали на одно колено.

Затем трое из них поднялись по ступеням.

— Великая царица! Судьба аххумов сегодня в твоих руках.

Домелла вспыхнула и воскликнула:

— У вас есть царь!

Старший из троих, ветеран, помнивший еще времена царя Каула, покачал головой:

— Мы не знаем, где наш царь. После того, как были разоружены хатты, охранявшие дворец, выяснилось, что вход во внутренние покои закрыт. Царь внутри, но мы не можем попасть туда. Допрос Маана ничего не дал: похоже, он действительно не знает, как попасть в подземелья.