Глеб заглянул священнику в глаза – тот был абсолютно серьезен.

Опешив от такого комплимента, Глеб поспешил сменить тему:

– А какова связь между де ла Фуэнте и Дуарте?

– Представьте, по словам Мартина, эти двое познакомились случайно. Прослышав об изысканиях Дуарте, де ла Фуэнте пригласил ученого вступить в орден, пообещав всяческое содействие в поисках клада. Узнав о том, что орден вдобавок имеет отношение к шевалье де Безье, Дуарте с радостью согласился и принял посвящение в рыцари.

Однако очень скоро ученый догадался о настоящих планах Командора – тот был одержим идеей завладеть не столько сокровищем, сколько легендарным артефактом, имеющим магическую силу. В итоге, поняв, что Командор сделает все возможное, чтобы скрыть будущую находку от общественности, Дуарте вышел из ордена. Он считал, что сокровище должно принадлежать всем жителям Толедо. Тогда по приказу де ла Фуэнте за Дуарте установили круглосуточное наблюдение, по сути заточив ученого под домашний арест. Однако старик перехитрил Командора и умудрился послать Гонсалесу пресловутую карту по почте.

– А что вы думаете об артефакте? Неужели это и в самом деле был священный Грааль?

– Боюсь, этого мы теперь никогда не узнаем. Как бы там ни было, но властелином мира де ла Фуэнте вопреки своей мечте так и не стал.

– Как вы думаете, городские власти попытаются раскопать засыпанные сокровища?

Бальбоа сокрушенно вздохнул:

– Вряд ли. Для этого пришлось бы полностью разрушить старейший квартал города. Никто на такое не пойдет.

– Жаль.

– Мне тоже.

Они прошли несколько улиц, думая каждый о своем. Затем Бальбоа спросил:

– Помните, с каким недоверием вы отнеслись к моей теории международного заговора новоиспеченных рыцарей? А ведь заметьте, целых два знакомых нам высокопоставленных горожанина оказались членами тайного общества, построенного по образу и подобию ордена тамплиеров. Надеюсь, теперь вы более не считаете меня фантазером?

– Уже нет, падре.

– Вот так-то. Помяните мое слово, этот орден Собачьей Звезды или его клоны еще дадут о себе знать. Придет день, и они будут повсюду. Вы слышите меня, сеньор Стольцев? Повсюду!

* * *

Инспектор Рохас и Маноло праздновали окончание расследования, сидя в кафе в паре кварталов от комиссариата.

– С одной стороны, проделанный нами проход в стене вызвал движение породы и обвал. С другой стороны, не вмешайся мы, вдовы Гонсалеса и ее друга уже не было бы в живых. Так что то на то и вышло. Ты согласен, Пако?

– В общем, да, но этот злополучный обвал уничтожил сокровище, которое могло бы привлечь в город поток туристов, – возразил Рохас.

– Дружище, ты рассуждаешь прямо как вице-мэр Чавес. Уж кому-кому, а нам с тобой лучше остальных известно, что от этих туристов сплошная головная боль. Только вспомни, как месяц назад пьяная англичанка кинулась танцевать на барной стойке, потом у девушки отломался каблук, и она грохнулась башкой об пол. И после всего леди вздумалось обратиться в полицию с намерением засудить обувную фабрику и в придачу хозяина лавки, где она имела несчастье купить себе туфли. Ты точно уверен, что нам стоит увеличивать этот, как ты говоришь, «поток»? Мы не захлебнемся?

Они опрокинули еще по одной рюмке, и Маноло продолжил: – А кроме того, руины пещеры очень вовремя похоронили скандал, масштабы которого трудно оценить. Выходит, все вышло как нельзя лучше.

Рохас с готовностью согласился, вспомнив, как нынешним утром шеф намекнул ему, что госпожа Чавес, довольная исходом дела, обмолвилась о своем желании походатайствовать перед полицейским начальством о том, чтобы Рохаса повысили и в должности, и в звании, а сотрудникам его отдела вернули опрометчиво урезанные зарплаты. Вот это был бы праздник почище Вирхен-дель-Саграрио![49] Да и по словам отца Бальбоа, архиепископ тоже остался вполне доволен работой инспектора. Ведь служителям Церкви более ничего не угрожает. По крайней мере на сегодня.

* * *

Глеб без звонка открыл дверь мадридской квартиры имевшимся у него ключом.

Из своей комнаты высунулась Вероника:

– Боже, как ты меня напугал! Я уж было подумала, что это продолжение все того же кошмара и что ко мне кто-то вломился.

– Извини, надо было позвонить, – сказал Глеб и отругал себя за неосмотрительность. В самом деле, после всего, что им обоим довелось пережить, такая оплошность могла бы запросто спровоцировать сердечный приступ.

– Когда улетаешь?

– Сегодня вечером.

– Так скоро?

– Увы, неотложные дела.

– Глеб, я хотела с тобой поговорить.

– О чем?

Видимо, его вопрос прозвучал с таким явным вызовом, что Вероника поначалу даже немного растерялась, на потом взяла себя в руки. Она подсела к столу и заговорила, по своей привычке отстраненно глядя куда-то в окно:

– Когда я просила тебя поехать со мной, то была уверена, что у нас с Ригалем все кончено. Но, вернувшись, поняла, что ошиблась. Поначалу мне казалось, что я совсем не любила Луиса. Только лишь хотела сделать Рамону больно. Так же больно, как он сделал мне.

– Даже postmortem? Какая ты, однако, мстительная, – с усмешкой произнес Глеб.

Вероника вскинула на него взгляд, полный обиды и отчаяния.

– Можешь не верить, но я…

– Ты не должна ничего объяснять. Я согласился поехать с тобой лишь ради того, чтобы выяснить причины гибели твоего мужа.

– И только?

– И только, – солгал Глеб.

Резко развернувшись, Вероника ушла в свою комнату. Наступила гнетущая тишина, которую нарушало лишь тревожное тиканье старинных часов «Густав Беккер».

– А ты вроде похудел, – отметил Глеб, оглядев при встрече фигуру капитана.

– На три кило, – с гордостью сообщил Лучко.

– Ты, да на диете?

– Да где там! – Капитан с сокрушенным видом показал на заказанный им десерт. – Просто я нашел в шкафу старые кроссовки и стал каждое утро пробегать по пять километров. Я тут прикинул, три круга по стадиону сжигают примерно одну порцию сладкого. А я таких кругов нарезаю двенадцать.

Глеб произвел в уме нехитрые расчеты.

– Значит, хватит на четыре порции?

Следователь расплылся в улыбке:

– А нам больше и не надо.

Сосредоточенно манипулируя шоколадным фондю и по очереди окуная в ароматную массу то клубнику, то дольки мандарина, то ломтики банана, Лучко принялся подводить итоги запутанного дела, условно названного им «Каникула».