– Этот Гонсалес, скажу я тебе, был весьма сообразительным парнем. Он не только указал нам на точное место, где нужно было искать и одну, и вторую половину пергамента, но и навел на след убийц. Очень тонкий ход – позвонить единственному человеку, способному расшифровать его предсмертное послание и положить трубку.

– Хм, твоя правда. Попроси меня Рамон о помощи, я бы ему наверняка отказал.

– Гонсалес прекрасно это понимал, поэтому даже не стал с тобой говорить, надеясь на то, что мы проверим исходящие звонки и, найдя твой номер, привлечем к расследованию. И этот план блестяще сработал.

– Да уж, при всей моей нелюбви к Рамону, должен признать, что он обладал блестящими мозгами.

– И был настоящим мужиком. Даже под раскаленным утюгом не сломался, удивительное дело. В общем, более чем достойный соперник в борьбе за прекрасную Даму. Такому и проиграть не стыдно.

Глеб улыбнулся:

– Прекрати, меня уже поздно кодировать, я давно не страдаю по этому поводу.

– Так я тебе и поверил.

– С каких это пор ты заделался психотэрапэутом? – передразнивая Лучко, со смехом спросил Глеб.

– С того самого дня, как ты подался в менты.

– Куда подался?

– Брось, это как наркотик, по себе знаю. Достаточно поймать одного злодея, засадить его за решетку, и ты уже подсел – все отдашь за очередную дозу. Но согласись, не самая плохая зависимость, разве не так?

Глеб рассеянно кивнул, одновременно бросив взгляд на экран пикнувшего телефона. Это пришла эсэмэска от Вероники. Она прилетела за сыном и вскоре собиралась возвращаться в Испанию. «Ау! Ты чего не звонишь?» – спрашивала она. Пока Глеб размышлял над ответом, капитан залез в портфель и выложил на стол несколько печатных страниц.

– Блин, чуть не забыл. Хотел показать тебе отчет Расторгуева. Там есть один любопытный нюанс.

– А в чем там дело? На словах не можешь?

– Прочти и сам увидишь. Вот, ознакомься.

Прочитав отчет, Глеб поднял взгляд на Лучко:

– И как же мне поступить с этой информацией?

– Хочешь – поделись, а хочешь – забудь. В общем, действуй по обстановке. Тебе виднее.

Глеб еще раз пробежал глазами выводы эксперта. Поколебавшись несколько секунд, он достал телефон, вызвал последнее входящее сообщение и набрал ответ: «Надо поговорить. Завтра на старом месте в двенадцать».

* * *

До осени, а значит, и до начала нового семестра оставалось всего ничего. Но, несмотря на конец августа, желтых листьев на деревьях почти не было, и бульвар смотрелся точно так же, как в июле, когда Вероника и Глеб впервые вместе прошлись по нему после пятнадцатилетнего перерыва.

Держа даму под руку, Глеб медленно рассекал нескончаемый поток принарядившихся прохожих и резвящихся собак, наслаждающихся последними погожими деньками. Праздничная, если не сказать карнавальная атмосфера не совсем соответствовала тому, что Глеб должен был рассказать Веронике, но ему показалось, что, устройся они где-нибудь в кафе, разговор будет еще тяжелее.

– Помнишь твою фотографию, что валялась на полу возле стола в кабинете Рамона? – спросил Глеб.

– Ту, где я вылезаю из моря с мокрой башкой и всклокоченными волосами?

Вероника явно набивалась на комплимент, поскольку на этом снимке выглядела абсолютно сногсшибательно. Глеб, впрочем, пропустил намек мимо ушей.

– Да, точно. Так вот эксперт, что изучал вещественные доказательства, обратил внимание на небольшое пятно. При внимательном рассмотрении пятно оказалось отпечатком губ, причем совсем свежим.

Рот Вероники задрожал.

– Губ?

– Губ Рамона. В последний час своей жизни он целовал твое лицо. Твой муж никогда не переставал тебя любить.

Казалось, Вероника вот-вот разрыдается.

– Любил, но изменял?

– Мм, я бы перенес ударение на первую часть фразы. Твой муж был котярой, это факт, но это не мешало ему любить тебя. Не забывай об этом. И не смей сомневаться в чувствах Рамона. Если помнишь, пятнадцать лет назад я был по уши в тебя влюблен, и уж если я тогда умудрился проиграть Рамону, то только потому, что он любил тебя еще сильнее.

Перестав сдерживаться, Вероника, не обращая внимание на любопытные взгляды прохожих, заплакала навзрыд, уткнувшись в плечо Глеба. Заплакала впервые с того часа, как получила известие о смерти Рамона.

Когда ее тело перестало наконец сотрясаться от рыданий, Вероника утерла ладонями глаза и неожиданно спросила:

– А знаешь, мне всегда было интересно, вот выйди я замуж за тебя, ты бы тоже ходил налево?

Глеб ответил не сразу.

– Мне очень жаль тебя ранить, но…

– Хочешь сказать, что и ты мне изменял? – спросила она упавшим голосом.

После секундного замешательства Стольцев ответил, с трудом подбирая нужные слова:

– Понимаешь, это случалось так…

– Случалось? Так это было не однажды? – Она снова захлюпала носом. – Какая же я дура! Все эти годы так истязать себя, правильный ли я сделала выбор. Ну и кто же она?

– Э-э… ты помнишь веснушчатую девочку, с которой я писал курсовую по…

– Ту рыжую шалаву? Ах ты, негодяй!

Вероника кинулась колотить в грудь Глеба кулаками, но не особенно сильно. Она знала, что Стольцев бесстыдно врал, и понимала, почему – в душе он наконец-то простил Рамона. Но вот простит ли Глеб когда-нибудь ее?

Установив на балконе небольшой телескоп, только что доставленный курьером интернет-магазина, Глеб с увлечением разглядывал ночное небо. Несмотря на сильную засветку, вызванную миллионами московских окон, он довольно быстро нашел созвездие Большого Пса и его самую яркую – в двадцать три раза ярче солнца – звезду, тысячелетия назад нареченную римлянами Каникул ой.

Насладившись видом далекого светила и прочесав еще какую-то часть небесной сферы, Глеб опустил телескоп ниже и принялся разглядывать рубиновые звезды Кремля. В его памяти всплыла строчка из Мережковского про то, что «большевизм есть борьба пентаграммы против креста». Забавно, что у тамплиеров, оставивших свою потайную геральдику в наследство масонам, а через них и Стране Советов, оба этих символа прекрасно уживались.

Начал накрапывать дождь, и Глебу пришлось вернуться в комнату. Из радиоприемника доносился бодрый голос ведущего, рассказывающего о том, что за новую пятидесятичетырехметровую яхту, приобретенную для нужд президента России, было заплачено 30 миллионов евро. Диджей также объявил, что яхту первого лица назвали «Сириусом» и по этому поводу аудитории просто необходимо немедленно прослушать одноименную композицию некогда популярной группы «Алан Парсонс Проджект».