Генерал сокрушается по поводу того, что офицерская делегация ставки во главе с несколькими генералами шла на первомайской демонстрации «в колонне, среди которой реяли большевистские знамена, и из которой временами раздавались звуки Интернационала».

В подобных противоречиях, свойственных Антону Ивановичу, ничего удивительного нет. Менталитет офицера армии царской России определялся четкой идеологической формой. «За веру, царя и Отечество».

В ходе развития политических событий в 1917 году взгляды Деникина резко эволюционировали вправо. Но, как ни парадоксально, ядро либерально-демократических взглядов, сформировавшихся у Антона Ивановича до 1917 года, до конца не было уничтожено. Загадочная русская душа…

Выход Деникина на политическую арену состоялся в ставке верховного главнокомандующего, где он с первых дней понял, что придется заниматься вопросами не только стратегии, но и политики. Это вполне закономерно: военная стратегия — прямая производная от политики. Но Антон Иванович не думал, что политика станет в его деятельности доминирующей, превратит его в военно-политическую фигуру. Это произошло в сложное для России и ее армии время.

Приняв должность в сложной обстановке, Деникин поставил перед собой цель: чтобы сохранить в русской армии способность удержать хотя бы Восточный фронт, необходимо препятствовать течениям в армии, а также поддерживать права, власть и авторитет верховного главнокомандующего.

А это не что иное, как жесткая политическая борьба в контексте революционных событий.

Генерал пытался внедрить государственный подход к решению важных гражданских дел. Об этом свидетельствует телеграммная переписка с министром земледелия (апрель 1917 года). Поводом для нее послужили перебои в снабжении Кавказской армии продовольствием и фуражом (положение создалось критическое, так как армия была снабжена всего лишь на 10 процентов от потребности).

Наштаверх[47] увидел здесь не только организационно-техническую сторону. Он понял: прогрессирует разложение не только армии, но и государства, и предупредил министра — если не будет принято эффективных мер, политические последствия будут катастрофическими. Но у министра земледелия не было ресурсов. Антон Иванович вынужден дать телеграмму на Кавказ, предписывающую опираться на внутренние резервы в снабжении армии.

В процессе политической деятельности в качестве начальника штаба ставки главковерха Антон Иванович все более попадает в своеобразные ножницы: политические реалии вошли в противоречие с нравственными ценностями генерала. Политически наивный, но честный воин «открывает Америку»: политика — вещь не всегда порядочная.

Увеличению политического веса Антона Ивановича способствовало его участие в Учредительном съезде Союза офицеров армии и флота, который, несмотря на заклинания ее руководителей об аполитичности, буквально сразу становится одной из крупных организаций российской контрреволюции.

Но первоначально и главковерх, и его начальник штаба отрицательно отнеслись к идее создания союза. Они опасались появления в офицерском корпусе коллективного самоуправления, считали, что создание самостоятельной офицерской организации еще более углубит рознь между солдатами и офицерами. Однако декларация, дававшая армии полную свободу съездов, собраний, уже была подписана, и главковерх одобрил созыв съезда офицеров, подчеркнув, что не может быть никакого давления ни его именем, ни именем начальника штаба.

Невзирая на препятствия, в Могилеве собралось 298 делегатов, в том числе 241 офицер от фронта и 57 от тыловых гарнизонов. Они являлись представителями офицерского корпуса, качественный состав которого существенно изменился за годы Первой мировой войны в связи с колоссальными потерями.

7 (20) мая 1917 года съезд открылся речью верховного главнокомандующего. В тот день впервые не в секретных заседаниях, не в доверительной переписке, а открыто, на всю страну верховное командование армии сказало: «Россия погибает!»

Обрисовав положение в стране и на фронтах, генерал Алексеев буквально выкрикнул: «Мы все должны объединиться на одной великой платформе: Россия в опасности. Нам надо, как членам великой армии, спасти ее. Пусть эта платформа объединит вас и даст силы работать».

Эта речь, в которой прозвучала тревога сердца пламенного русского патриота, послужила прологом к его уходу. Революционная демократия вынесла свой приговор генералу Алексееву. В левой прессе сразу началась жестокая кампания против главковерха, которую де-факто поддержал Керенский.

Антон Иванович в своем выступлении коснулся внутреннего положения страны:

«…B силу неизбежности исторических законов пало самодержавие, и страна наша перешла к народовластию. Мы стоим на грани новой жизни, страстной и долгожданной, за которую несли головы на плаху, томились в рудниках, чахли в тундрах многие тысячи идеалистов.

Но глядим в будущее с тревогой и недоумением. Ибо нет свободы в революционном застенке! Нет правды в подделке народного голоса! Нет равенства в травле классов! И нет силы в той безумной вакханалии, где кругом стремятся урвать все, что возможно, за счет истерзанной Родины, где тысячи жадных рук тянутся к власти, расшатывая ее устои».

Но поистине программную речь боевой русский генерал произнес при закрытии съезда. Генерал Алексеев уже был смещен с поста верховного главнокомандующего, и Деникин говорил за двоих. Пламенно и страстно:

«Верховный главнокомандующий, покидая свой пост, поручил мне передать вам, господа, свой искренний привет и сказать, что его старое солдатское сердце бьется в унисон с вашими, что оно болеет той же болью и живет той же надеждою на возрождение истерзанной, но великой русской армии.

Позвольте и мне от себя сказать несколько слов.

С далеких рубежей земли нашей, забрызганных кровью, собрались вы сюда и принесли нам свою скорбь безысходную, свою душевную печаль.

Как живая развернулась перед нами тяжелая картина жизни и работы офицерства среди взбаламученного армейского моря.

Вы — бессчетное число раз стоявшие пред лицом смерти! Вы — бестрепетно шедшие впереди своих солдат на густые ряды неприятельской проволоки, под редкий гул родной артиллерии, изменнически лишенные снарядов! Вы — скрепя сердце, но не падая духом, бросавшие последнюю горсть земли в могилу павшего сына, брата, друга!

Вы ли теперь дрогнете?

Нет!

Слабые — поднимите головы. Сильные — передайте вашу решимость, ваш порыв, ваше желание работать для счастья Родины, перелейте их в поредевшие ряды наших товарищей на фронте. Вы не одни: с вами все, что есть честного, мыслящего, все, что осталось на грани упраздняемого ныне здравого смысла.

С вами пойдет и солдат, поняв ясно, что вы ведете его не назад — к бесправию и нищете духовной, а вперед — к свободе, свету.