— Что же вы, Антон Иванович! Я думал, что встречу в вас своего боевого товарища, что будем вместе работать, а вы смотрите на меня волком…

— Это не совсем так: мое дальнейшее пребывание во главе ставки невозможно, да, кроме того, известно, что на мою должность предназначен уже Лукомский.

— Что? Как они посмели назначить его без моего ведома?

Больше ни Деникин, ни Брусилов к этому вопросу не возвращались. Антон Иванович в ожидании заместителя продолжал работать с Брусиловым дней десять. В нравственном отношении работа была для него крайне тяжелой.

С Алексеем Алексеевичем Антона Ивановича связывала служба с первых дней войны. С новым главковерхом он пережил много тяжелых и радостных дней боевого счастья — никогда не забываемых. Но Деникин тяжело воспринимал «другого» Брусилова, который так нерасчетливо не только для себя, но и для армии терял обаяние своего имени. Во время докладов каждый вопрос, в котором отстаивание здравых начал военного строя могло быть сочтено за недостаток «демократичности», получал заведомо отрицательное решение. Было бесполезно что-либо оспаривать и доказывать. Иногда главковерх прерывал текущий доклад и взволнованно говорил:

— Антон Иванович! Вы думаете мне не противно махать постоянно красной тряпкой? Но что же делать? Россия больна, армия больна. Ее надо лечить. А другого лекарства я не знаю.

Вопрос о назначении Деникина занимал Брусилова более чем Антона Ивановича. Деникин отказался высказать свои пожелания, заявив, что пойдет туда, куда назначат. Шли какие-то переговоры с Керенским. И однажды главковерх сказал Антону Ивановичу:

— Они боятся, что, если вас назначат на фронт, вы начнете разгонять комитеты.

Антон Иванович улыбнулся:

— Нет, я не буду прибегать к помощи комитетов, но и трогать их не стану.

Деникин не придал никакого значения этому полушутливому разговору, но в тот же день через секретаря прошла телеграмма Керенскому:

«Переговорил с Деникиным. Препятствия устранены. Прошу о назначении его главнокомандующим Западного фронта».

И генерал-лейтенант Деникин уехал в Минск, взяв с собой в качестве начальника штаба генерал-майора Маркова. Перед этим состоялась короткая встреча Антона Ивановича и Ксении Васильевны, которой он ранее писал:

«Низко кланяюсь и прошу исполнить Твое обещание — прибыть в Могилев… Жду с невероятным нетерпением».

Асе удалось прибыть в Могилев до отъезда своего жениха в Минск, где размещался штаб Западного фронта, которым он командовал.

Возвращаясь к версии Брусилова, заметим, что тот в своих воспоминаниях почему-то умолчал об одном важном моменте. В приказе № 433 от 10 июня 1917 года в связи с назначением Деникина главнокомандующим армиями Западного фронта новый главковерх писал:

«…Являясь ближайшим сотрудником верховного главнокомандующего „во всех вопросах высшего командования“, генерал с горячей любовью к Родине, с глубоким знанием военного дела и с редкой прямолинейностью и самоотвержением выполнял многочисленные обязанности по службе…

Немного пробыл генерал Деникин на должности начальника штаба верховного главнокомандующего, но и за короткое время успел полно и ярко проявить все свои знания и громадные силы духа и характера, заслужив уважение своих сослуживцев и подчиненных».

Думаю, что некоторую ясность в проблему вносит переписка Антона Ивановича со своей невестой:

«21 апреля (4 мая) 1917.

Горизонт не проясняется. Все еще политическая война бушует на грани здравого смысла. Остановится или перевалит?» «4 (17) мая 1917.

Перемена военного министра (Керенский заместил Гучкова) несомненно отразится на всей высшей военной иерархии».

«14 (27) мая 1917.

Медленно, но верно идет разложение. Борюсь всеми силами. Ясно и определенно стараюсь опорочить всякую меру, вредную для армии, и в докладах, и непосредственно в столице. Результаты малые… Но создал себе определенную репутацию. В служебном отношении это плохо (мне, по существу, безразлично). А в отношении совести покойно. Декларация воина-гражданина (Керенского) вколотила один из последних гвоздей в гроб армии. А могильщиков не разберешь: что они, сознательно или не понимая, хоронят нашу армию?

Ежедневно передо мной проходит галерея типов: и фактически (лично), и в переписке. Редкие люди сохранили прямоту и достоинство. Во множестве хамелеоны и приспосабливающиеся. От них скверно. Много искреннего горя. От них жутко». «Май 1917.

Временное правительство, относясь отрицательно к направлению ставки, пожелало переменить состав ее (Брусилов заменяет Алексеева). Ухожу и я, вероятно, и оба генерал-квартирмейстера. Как странно: я горжусь этим. Считают — это хорошо, — что „мало гибкости“. Гибкостью у них называется приспособляемость и ползание на брюхе перед новыми кумирами. Много резкой правды приходилось им выслушивать от меня. Так будет и впредь. Всеми силами буду бороться против развала армии.

Странно уже совсем: предложили должность командующего фронтом, отказался наотрез. Предложили должность главкосева, отказался наотрез. Предложили главкозапа[42]— полусогласился, указав, однако, что мое отрицательное отношение к гибельным экспериментам с армией нисколько не изменится.

Назначение мое на такой высокий пост было бы крайне непоследовательным… Пост более скромный — командарма — удовлетворило бы меня вполне. А тебя?»

Но приведенные здесь версии ухода Деникина из ставки все же противоречивы. Подлинную картину сегодня вряд ли можно восстановить.

Уходу Деникина из ставки способствовало и то, что он не видел позитивной реакции Временного правительства на регулярную информацию о тревожном положении армии.

Наш маршрут лежит далее — на Западный фронт, где Антону Ивановичу предстоит стать одной их ключевых фигур в последнем наступлении русской армии…

На Западном фронте Деникин сменил генерала Гурко, отправленного Керенским в отставку по политическим мотивам. Деникин попал в заколдованный круг, в который тогда попали честные, профессиональные военачальники армии старой России. Что им было делать? Идти с Керенским и ломать собственными руками здание, которое солдаты Отечества строили всю сознательную жизнь? Совесть не позволяет! Уйти, оголив фронт противнику? Да ведь это же дезертирство!

Оставалось одно: стиснув зубы, выполнять воинский долг, как бы это ни было трудно. Что и делал Антон Иванович.