Тим кивнул.

«Насколько у тебя разрушена функция биологического контроля? К тебе вообще поступает информация о деятельности организма?»

«Конечно. Я только не могу вносить изменения».

«Это хорошо. Обезболивание не нужно, я надеюсь?»

«Нет, разумеется. Не принимай меня за homo naturalis».

«Не обижайся. Это просто медицинский вопрос. Пойдем наверх».

Они поднялись на второй этаж и сели на такой же диван у окна.

«А я знаю этого специалиста по имплантированию?»

«Да. Христиан Поплавский».

«Сплошные родственники».

«Кстати, он уже здесь. Привез имплантат, запрограммированный Леонтом, и готов тебя принять. Пойдем!»

В операционной их уже ждал Христиан и двое врачей-Иных. Христиан приветливо улыбнулся.

«Добро пожаловать, Тим».

«Что я должен делать?»

«Ложись. Во время операции я буду поддерживать с тобой ментальную связь. По ходу будем проверять правильность установки».

«А где эта штука?»

Христиан кивнул в сторону металлического медицинского столика. Там в прозрачной вакуумной упаковке лежал маленький черный микрочип в ореоле коротких полупрозрачных волосков искусственных нер-bob, а рядом кусочек зеленого пластика с такими же отростками.

Операция шла успешно, без осложнений. Проверили доступность информации, и Тим поразился ее огромности. Имплантат работал. Проверили ментальную связь. Все в порядке.

«Отлично, — помыслил Христиан. — Еще только одна вещь».

И Тим почувствовал удовольствие. Обычное интеллектуальное удовольствие Высшего, как от решения сложной математической задачи.

«Христиан, что ты сделал?»

«Связь с центром удовольствия. По приказу твоего господина».

«Я же просил этого не делать!»

«Игорь — твой господин. Он решает. За ним последнее слово».

«Игорь!»

«Я хотел, чтобы ты понял, от чего отказываешься, и принял более мотивированное решение. Твое отрицательное отношение к этому свойству имплантата объясняется двумя причинами. Во-первых, чувством противоречия, не достойным не то что Высшего, а даже Иного. И, во-вторых, ложным представлением о самоценности свободы воли, заимствованным от homo passionaris. Насколько это глупо, я надеюсь, ты понимаешь. Просто обратись к своему интеллекту. Вспомни, что он у тебя есть».

В общем-то, Игорь был прав. Отказ был явно немотивированным. Впрочем… Игорь мог внести такой тип восприятия в программу имплантата. «Я уже под контролем!» — отчаянно подумал Тим.

«Ты внес в программу мое согласие?» — прямо спросил он.

«А если и так? Что от этого меняется? Если через тридцать секунд ты представишь мне хотя бы один разумный аргумент на тему «почему это плохо?», я немедленно прикажу убрать связь с центром наслаждения. Я жду».

Разумный аргумент! Если это записано в программе, он никогда не найдет такого аргумента, даже если он существует. Сопротивление бесполезно. Все. Круг. Тим почувствовал себя белой лабораторной мышью, мечущейся в стеклянном кубе.

«Сдаюсь, — устало ответил Тим. — Делай, что хочешь».

«По крайней мере, соображаешь ты с прежней скоростью, — заметил Игорь. — Это радует».

Христиан закончил первую часть операции и отступил на шаг. Врачи подождали полной регенерации тканей в районе затылка и осторожно перевернули Тима на спину. Он чувствовал, как растут в его теле волокна искусственных нервов: из управляющего имплантата в спинной мозг, затем в левое плечо и дальше — в предплечье. Христиан внимательно контролировал процесс. Затем осторожно взял кусочек зеленого пластика и приложил ему к руке. Периферийный имплантат пророс и погрузился в плоть, став с ней одним целым.

«Игорь, теперь твоя часть работы», — сказал Христиан.

Игорь сел рядом и взял руку Тима. Вызвал какую-то программу, подкорректировал параметры. Очень приятные ощущения.

Тима продержали в больнице еще дня два, в основном с целью дополнительных проверок работы имплантата, а потом он переехал в квартиру, предоставленную ему Игорем, рядом с апартаментами господина. Он очень быстро привык к мысли, что Игорь является его господином, хотя и понимал, что это объясняется настройками имплантата.

Войдя в свой новый дом, он остановился перед зеркалом в прихожей и с усмешкой взглянул на свое отражение. Как бы посмеялись над ним сейчас участники истарийского бунта!

«Да, систему невозможно перевернуть, — невесело подумал он, — ее можно только достроить».

За стеной кто-то тихо разговаривал.

— Поплавскиане.

— Да, я слышал. Мерзкая секта.

Дверь открылась, и санитар-подросток вкатил в палату высокий столик с едой. Поль открыл глаза и лениво приподнялся на локте. Мальчик приветливо улыбнулся.

— Доброе утро! Поздравляю, вы теперь дери.

Дери! Значит, все!

Он вспомнил острую боль. Как удар тока, как молния. Колени подкосились, и он упал лицом вниз. Потом на запястьях щелкнули браслеты наручников. Его повернули и рывком поставили на ноги. Он тогда впервые видел Иных. И в их глазах не было злобы.

…Они не могли тогда не пойти в этот проклятый подвал. Нужно было устроить Службу. Верные не могут сохранять Чистоту, не слушая Священный Диск. Хотя бы раз в жизни. А для этого нужна энергия. В пещерах нет электричества.

Старый-престарый плейер. Бережно хранимый, передаваемый из поколения в поколение, нашпигованный ворованными деталями. «Украсть у Иных — не грех, — говорил Учитель. — Они отобрали у нас все». Здесь таких давно уже нет (ни деталей, ни плейеров). Эти (он презрительно скосил взгляд в сторону мальчишки) слушают музыку через свои имплантаты, а значит, только то, что позволяют Иные. Магнитофоны и лазерные диски забыты. Они не нужны. Хорошо, что хоть электричество осталось.

— Чуть позже вас придет поздравить Симон Вернье, Иной, который делал операцию.

Поль резко вытянул руку. На предплечье, примерно на расстоянии ширины ладони от локтевого сгиба, сверкнула красная искра имплантата. Пасси, стало быть! Значит, передадут Высшему.

— Кушайте, деваби. Приятного аппетита.

Поль не удостоил его ответа, презрительно сморщился и отвернулся к стене. За спиной послышался вздох. Потом шаги и звук закрываемой двери. Поль повернулся обратно.

На столике соблазнительно дымился куриный бульон с зеленью и тушеная печенка с рисом. В общем-то, совершенно неразумно морить себя голодом. Какой в этом смысл? Он припомнил, нет ли сейчас поста. Поста не было. Пост в мае. Особенно строгий с девятнадцатого по двадцать первое. То бишь ревизия совести прошла успешно и показала относительную чистоту. Поль сел на кровати и принялся за еду.