Портье глянул ей за спину, на парковку, где Карлос пытался выковырять из машины шезлонг.

— Второй этаж устроит? — спросил он несколько громче, чем следовало.

— Два номера, если у вас есть свободные.

— Свободные номера — наша специальность. — Портье подтолкнул к ней по стойке регистрационный бланк. — Хоть все восемнадцать занимайте, если хотите.

— Имеется тут поблизости какая-нибудь больница?

— В Хоакуле, — ответил портье. — Только она закрыта.

— А еще?

— В Техакесе.

— Это где?

— В ста милях отсюда.

— Что же вы делаете, когда кто-нибудь покалечится? — спросила Глория.

— Советуем ему потерпеть.

Когда она вернулась на парковку, Карлос уже стоял у «доджа», держа шезлонг под мышкой. В первый после драки раз ей удалось разглядеть его как следует. Глория увидела в падавшем из мотельного вестибюля свете царапины на его щеках и руках; увидела на лбу только-только не рассекший бровь порез. Выглядел он жутковато, почти как изображавшие рваные раны наклейки, которыми торговала «Каперко». У Глории даже дыхание перехватило.

Однако Карлос улыбался, и это ее успокоило.

— Эта штука начинает мне нравиться, — сказал он, перебирая пальцами звенья соединявшей браслеты наручников цепочки. — Никогда не увлекался украшениями, а вот это как-то легло на душу.

Неоновая вывеска сообщала по-испански, что при мотеле имеется ПЛАВАТЕЛЬНЫЙ БАССЕЙН, — формулировка, подумала Глория, в рассуждении бизнеса более разумная, чем простое и честное БОЛЬШАЯ ГРЯЗНАЯ ЯМА. Как и многое в этих местах, бассейн был достроен ровно до половины. Г-образный мотель огибал его, точно храм лености. На фронтоне мотеля болталась над балконом второго этажа голая электрическая лампочка, обращенная ночными бабочками в предмет паломничества. Номера Глория и Карлос получили соседние, на расстоянии двух дверей от общей ванной комнаты, в которую они и направились, чтобы омыть его раны.

— Похоже, он перстень носит, — сказал Карлос.

Глория промокнула его бровь, Карлос поморщился.

— Простите, — сказала она.

— Вы все делаете правильно. Если бы не вы, болело бы сильнее.

Он сидел на унитазе, придерживая рукой прислоненный к бедру шезлонг, между пальцами другой дымилась сигарета.

— Я боюсь, как бы заражения не случилось, — сказала Глория.

— Где, здесь? Да это место — просто дворец. Тут можно хирургические операции проводить.

Он пристукнул пальцем по кучке лежавших на краю раковины окровавленных бумажных салфеток. Фаянсовая раковина заросла черным налетом. В грязном зеркале лица Глории и Карлоса казались смуглее. Обрабатывая порез, она думала, что, наверное, им все же следовало поехать в больницу.

— Тут гораздо чище, чем на кухне моей бабушки, — сказал Карлос.

Глория стерла влажной салфеткой кровь с его носа.

— Не клевещите на бабушку, — сказала она.

Мусорной корзины в уборной не имелось, и они забрали салфетки с собой, в номер Карлоса. Глорию так и подмывало побросать их там на пол. Несколько красочных пятен, думала она, могли бы создать в этой унылой норе праздничную атмосферу.

В норе имелись: кровать, достаточно широкая для одного человека, и наполненный песком одинокий мужской полуботинок, накрывавший мышиный лаз. Глория велела Карлосу придерживать края пореза сведенными и пообещала:

— Я сейчас вернусь.

При ее появлении в вестибюле ночной портье оживился. И снова вынул наушник из уха.

— Позвольте, я сам догадаюсь, — попросил он, — вы хотите получить другой номер.

Глория оперлась локтями о стойку.

— Мне нужна слесарная ножовка, — сказала она, — и немного йода.

Она понаблюдала за тем, как молодой человек силится соединить одно с другим в нечто осмысленное и отступает перед сложностью этой задачи. В конце концов портье, пожав плечами, повернулся к задней двери:

— Мама!

Из двери вышла краснолицая до лиловости старуха во фланелевом халате. Испещренные пятнышками лодыжки и мясистые складки на предплечьях большого сходства с ее долговязым сыном старухе не придавали, — правда, когда она спросила: «Чего тебе?» — обнаружилось, что верхнего правого клыка нет и у нее. По-видимому, и ей, и ее сыну довелось подраться с одним и тем же забиякой.

— Йод у нас есть?

— Зачем тебе йод?

— Мой друг порезал лицо, — сказала Глория.

— Во время бритья?

Конечно, почему бы и нет.

— Да.

— Чего это он на ночь глядя бриться надумал? — поинтересовалась старуха.

Глория немедленно пожалела, что предоставила ей тему для дружеской беседы.

— Да у него волосы густые и растут быстро, вот он и бреется по три раза на дню. Иногда и по четыре.

Старуха посмотрела на сына:

— А ты вообще не бреешься.

Сын смущенно поежился:

— Йод, мама.

— Нет у нас йоду, — прокаркала старуха и пошла к задней двери. А перед тем, как захлопнуть ее за собой, сказала: — Посоветуйте вашему другу бриться поаккуратнее.

— У меня тут есть кое-что, может, оно вам сгодится, — сказал портье. Он пошарил под стойкой и вытащил на свет бутылку без этикетки, наполненную густой желтоватой жидкостью. Жидкость, плеснув изнутри на стекло, стекала с него далеко не сразу.

— Что это?

— Текила. — Он поставил бутылку на стойку. — Хотите — берите.

Глория взглянула на бутылку, потом на него:

— Зачем она мне?

— Алкоголь убивает микробов.

Глория откупорила бутылку, понюхала. Да, действительно алкоголь.

— А пила вам на что? — спросил ночной портье.

— Ампутацию собираюсь произвести.

— Ампутацию чего?

— Завтра утром так и так узнаете.

Он указал на бутылку:

— Тогда вам, наверное, эта штука самой понадобится.

Глория поколебалась. Ехать в больницу все равно уже поздно. Это они завтра сделают — ей в любом случае необходимо поговорить с тамошним доктором. Она протянула руку к бутылке, однако портье остановил ее:

— Двадцать долларов.

Глория вытаращила глаза:

— Человек же ранен.

— Ладно, — ответил портье, — забудьте.

Он спрятал бутылку под стойку и прибавил:

— Боюсь, с пилой я вам тоже помочь не смогу.

Она показала ему пятерку. Портье не шелохнулся, и Глория повернулась, чтобы уйти.