Касатонов безрадостно улыбнулся.

— Мы задержим их, товарищ Буров. В этом сомнений лично у меня нет. А что до приговора… Они же бандиты. Групповое преступление, убийства… Почти наверняка все пойдут под высшую меру социальной защиты. Александр Койва, он же Толя Владимирский, со своей бандой предстанут перед судом. На кровавом счету Анатолия Колотовкина несколько убийств и многочисленные грабежи. Мы давно за ним охотимся по всему Советскому Союзу…

— А что с Харитоновым?

— А что бывает с предателями? — вопросом на вопрос ответил Касатонов. — Харитонов покровительствовал банде, давал ей убежище у себя в городе. Вместо того, чтобы оберегать покой граждан, подвергал их опасности. Сталкивал местных и приезжих. С его попустительства происходили грабежи. А вы знаете, что похищена девушка? И это тоже — работа Койва. К сожалению, возбудить дело по факту похищения не удалось, поскольку участники располагают написанным пострадавшей документом, запиской, где она говорит о том, что уезжает со своим похитителем добровольно… Добровольно, как же! Мы с таким уже сталкивались. Ее попросту продали. Удивлены? Работорговля существовала всегда… Особенно торговля молодыми женщинами. Да мы тут всего ничего, а уже столько всего открылось! Думаю, Харитонову светит очень долгий срок.

— Ясно, — сказал Буров.

Он почти физически ощущал, как стареет от всех этих известий. И как только Касатонов держится? Неужели привык?

Наконец пришло известие из Медынска. Бандиты ворвались на аэродром. Понимая, что кольцо преследования вокруг них сжимается, они решились пойти на захват самолета. Именно к такому решению их и подталкивали оперативники. Возле самолета двух убийц ожидали. Едва они ворвались в салон, как их схватили. Не желая рисковать, муровцы создали численный перевес: пятеро против двоих. И еще трое поблизости, на тот случай, если кому-то из бандитов все же удастся вырваться. Тем, троим, осуществлявшим наблюдение снаружи, был дан приказ стрелять на поражение.

В результате в Москву увозили одного убитого милиционера, двух тяжело раненных преступников, главу банды, разоблаченного Харитонова, его сынка, который до сих пор не до конца осознал случившееся, и несколько сошек поменьше.

Касатонов попрощался с Буровым быстро, без сантиментов.

Буров пытался было поздравить товарища майора с успешно завершенной операцией, но тот только покачал головой:

— Не стоит. Праздника не будет — убит один из наших товарищей.

Буров вздохнул.

— Такая у нас работа, — заключил товарищ Касатонов.

Наверное, у любого другого эта обычная фраза прозвучала бы высокопарно, но Касатонов произнес ее совсем просто, как выдохнул.

Такая работа.

Вот такая работа, думал Буров… День за днем, день за днем — в мороз и в дождь, в жару и в зной, выходить на работу и впиваться буром в землю, заставляя ее отдавать человеку свои сокровища…

* * *

Ольга Дорошина быстро шла на поправку. Ей повезло — она стояла дальше от огня, когда вспыхнул бензин. Да и молодой здоровый организм хорошо справлялся. Повязки с ран уже сняли, разрешили прогулки. Врач оставлял ее в больнице под наблюдением, поскольку самым опасным было признано отравление угарным газом.

Макар Степанович проводил в больнице каждый день не менее часа. Потом его Ольга выгоняла — нужно было возвращаться домой и заниматься детьми. Только теперь Макар Степанович в полной мере оценил тот титанический труд домоводства, который лежал на его супруге. У Ольги Валерьевны как у опытного агронома все было подчинено плану и науке. Она ничего не пускала на самотек — ни выращивание лука на подоконнике, ни делание детьми уроков, ни мытье посуды. Для всего существовали особое расписание и норма расхода. Например, не больше одного куска хозяйственного мыла в неделю, не больше четырех тетрадок в две недели — и так далее.

— Макар, я должна серьезно поговорить с тобой, — объявила Ольга Валерьевна, когда муж в очередной раз пришел навестить ее. — Тетя Маша никак не поправляется. Вроде ей получше, но окончательного выздоровления не происходит. Доктор говорит, в Сибири нет хорошего ожогового центра. Необходимо отправить ее в Москву.

— Сделаю, что смогу, — ответил Макар.

Ольга сразу «встопорщила перья»:

— Такой ответ меня не устраивает. Жизнь тети Маши в опасности. Она пострадала на рабочем месте. Можно сказать — на боевом посту. А ты меня кормишь сказками про «сделаю, что смогу»! Нет, дорогой мой Макар Степанович, ты обязан сделать для нее невозможное…

— Честное слово, Оля, мы поможем. — Дорошин приложил руку к сердцу. — Я Бурова подключу. Первым же самолетом переправим. А Буров позвонит кому надо, в Москве ее сразу устроят в больницу.

— Ладно, — смилостивилась Ольга Валерьевна и вынула список дел, написанных четким косым почерком на тетрадном листе. — Здесь то, что ты должен сделать по дому. Пожалуйста, не пропускай ни одного пункта. Все одинаково важно.

Макар покачал головой. Такие списки она составляла для него каждый день.

Ольга Валерьевна тем временем вынула из кармана еще один листок.

— А это — то, что ты обязан знать о воспитании детей. Не позволяй им читать с фонарем под одеялом. Особенно Ане. Она любительница. Пусть не едят, когда они не за обеденным столом. А то Валя любит запустить пальцы в кастрюлю. Объясни ей, что так делают только самые невоспитанные буржуи. Я тебе записала для памяти. Потом. Им нужно прочесть к школе «Каштанку» и «Детство Темы». Пожалуйста, проконтролируй. И учти, когда я вернусь, я все проверю.

— Боже, Оля, неужели ты и для себя такие списки пишешь? — не выдержал Макар Степанович.

Агроном Ольга Валерьевна улыбнулась:

— Конечно нет! Я все держу в голове. Я пишу для тебя. И учти, это акт гуманизма с моей стороны. Я пишу их для тебя, чтобы разгрузить твою голову. Можешь просто бездумно читать очередной пункт и выполнять его. Как в армии. Раз, два.

— Равняйсь, смирно, — вздохнул Макар и осторожно обнял жену. — Умница ты моя. Скорей поправляйся и возвращайся домой, а то я же без тебя как без головы…

* * *

Высоко в небе летел самолет и с каждым часом, с каждой минутой стремительно приближался к Междуреченску. Галина Бурова смотрела в иллюминатор. Облака затягивали землю, не позволяли разглядеть то, что проносилось внизу… Но она закрывала глаза и как будто воочию видела бескрайние хмурые таежные просторы, огни на буровых вышках — как будто сигналы, посылаемые неизвестно кому… И где-то там, очень далеко, ходит человек, который, как поняла Галина, был ее жизнью: Григорий.

Мама отговаривала. Дважды приходил бывший ухажер студенческих времен. Защитил две диссертации, один раз женился, один раз развелся, детей нет. Благополучный, унылый московский «жених». Невест почему-то нет, кстати (с чего бы?). Приносил в подарок конфеты и духи «Красная Москва». Рассказывал о своих успехах на научном поприще. Рассказывал скучно. Когда Буров говорит о нефти — аж кровь вскипает: тут и страсть, и ненависть, и ревность… что угодно. Потому что он о нефти говорит. А не о своих достижениях, уже отмеченных начальством и коллегами. И как только мама не замечает этого тихого, вялого эгоизма?