196

— Вы, вероятно, заметили здесь з переднем ряду несколько незнакомых белых лиц. Это члены нашего церковного совета. Мы уже трижды встречались с вашим церковным советом, и наши люди спросили, могут ли они помыть ноги вашим.

Семь черных мужчин и семь белых мужчин вышли из передних рядов, а ашеры поставили семь стульев на сцене и принесли еще семь тазиков. Совет диаконов «Авен-Езер» сели на них. Семь диаконов из Первой церкви сняли с них обувь и носки, вымыли и вытерли им ноги. Некоторые из мужчин как сидевших, так и преклонивших колени, явно были рады этому, некоторым было не так комфортно, но было видно, что все просто решились сделать это.

Кларенс ощущал что-то мощное в этом собрании, чего не ощущал раньше. Он слышал всхлипывания и плач вокруг себя, и возгласы «аллилуйя». Он видел, что у его отца какой-то потусторонний взгляд. Женива стиснула руку Кларенса, и он встретился с ней глазами. Он видел ее слезы, затем потянулся, чтобы вытереть свои собственные. Он подумал о Джейке.

Хор пел: «Красный и желтый, черный и белый — все драгоценны в его глазах. Иисус любит всех детей на свете».

Люди подхватили пение, слова, которые прежде никогда не были такими значимыми.

— Хочу сказать вам еще одну вещь, мои братья и сестры,

— сказал пастор Шаффер. — На совете мы много говорили на протяжении прошедших пяти месяцев о названии нашей церкви. Говоря откровенно, для нас стало неподходящим это имя

— Первая церковь. Во многих городах страны есть церкви с подобными названиями: Первая баптистская и Вторая баптистская, Первая пресвитерианская и Вторая пресвитерианская, и так далее. Часто Первая церковь бывает белая, а Вторая — черная, и обычно причина образования второй в том, что им были не рады в первой. И мы поняли, что в нашем названии может подразумеваться какое-то превосходство, что является неистинным и нехристианским. Мы назначили комитет, который предложит альтернативные названия. И в следующем месяце, на нашу столетнюю годовщину, мы официально изменим наше название на Церковь Всех Наций. Мы молимся, чтобы она действительно стала такой. Мы ждем не дождемся, когда ваш пастор и мой дорогой друг придет с Божьим словом в нашу цер-

197

ковь в следующее воскресенье. Спасибо, что открыли для меня сегодня сердца.

Нарастающие аплодисменты наполнили здание, крики «аллилуйя» и «аминь» прокатились по залу. Многие люди встали на ноги и подняли руки в хвале. Пастор Клэнси обнял своего друга на сцене и завершил служение молитвой, и голос его постоянно прерывался.

Когда собрание было распущено, Кларенс посмотрел на своего отца и Харольда Хаддавея. Он видел слезы и изумление в глазах обоих мужчин. Они сидели безмолвно, не двигаясь.

— Ну, это было что-то! — наконец сказал Обадиа.

— Ничего подобного не видел, — сказал Харольд, — никогда не думал, что доживу до того, чтобы что-то подобное увидеть!

Кларенс посмотрел на Харольда и вдруг заметил его галстук. Галстук был необычен, весь испещрен какими-то черными графическими фигурами разных размеров в виде неправильных треугольников, у которых линия правой стороны толще, чем линия левой, как будто все они отклонялись от центра.

— Харольд, где ты достал этот галстук? — спросил Кларенс.

— Ты мне не поверишь, но его выбросили. Самые лучшие из моих вещей появляются из мусорного ящика, который я чищу. Я нахожу коробки донатов, которые выбрасывают, как будто после пяти часов их уже нельзя есть. Этот галстук совершенно новый, хотя он и валялся в мусорной корзинке мистера Норко-ста. Никто бы и не узнал, что он чей-то, если бы не прочитали буквы.

— Буквы?

Харольд повернул галстук к Кларенсу, чтобы тот мог видеть его обратную сторону. Там, вышитые белой ниткой, были слова: «От Лизы, с любовью».

— Харольд, — сказал Кларенс, — могу я взять взаймы у тебя этот галстук.

— Да конечно! — засмеялся Харольд. — Я бы тебе дал даже рубашку со своего плеча, и уж конечно могу дать галстук со своей шеи!

Развязывая галстук, Харольд улыбнулся Обадиа, как бы говоря: «Никогда не знаешь, какую глупость выкинет эта молодежь в следующий раз».

— Вот, — сказал Кларенс, снимая с себя черно-синий галстук и протягивая Харольду, — это в возмещение ущерба.

— Ну, я возьму, — сказал Харольд, — никогда еще не обменивался галстуками в церкви. Я считаю, что это день вещей, которых никогда не бывало в церкви раньше.

Множество воинов сражалось в церкви северного Портленда, а великое облако свидетелей наблюдало и ходатайствовало по поводу событий, которые они видели через портал. Злые духи нашептывали обвинения некоторым на служении, поднимая в них старые обиды, а другим навязывали мысль, что все это ненужное, показное и бессмысленное. Падшие ангелы говорили некоторым, что белый пастор не слишком далеко зашел, а другим — что он слишком далеко зашел. Омовение ног

— дешевый жест, пощечина в лицо. Как смел он вести себя так, будто оскорбления белых вообще простительны? Как смел он подумать, что сотни лет эксплуатации могут быть сведены на нет простым извинением? Для белых на служении нашептывание было иным: как смеет он возлагать вину на белых, которые не виноваты? Сотни нападок, каждая из которых была связана с предрассудками конкретной личности, было произведено во время и после служения. Многие из них были успешны. Большинство — нет.

Невидимые силы праведности доблестно сражались против воинов зла, и победили. Дух Живого Бога коснулся их сердец. Воины на небесах и отошедшие святые Божьи смотрели на церковь с благоговением и одобрением. Иногда во время служения они взрывались неожиданными аплодисментами. Ближе к концу служения, когда церковь «Авен-Езер» зааплодировала стоя, дальние пределы космоса потряс оглушительный звук, от которого, казалось, даже небеса дрогнули. Звук исходил от Престола

— две всемогущие руки сошлись в аплодисментах. Несмотря на всю несправедливость и ненависть на земле, в тот момент, в том месте, посреди людей, собравшихся в Стране Теней, в церкви «Авен-Езер», несправедливость была побеждена, истина превознесена, и любовь праздновала победу. Это было предвкушение грядущего дня и места. Аплодисменты Единого