На этом письме Лысенко своей рукой сделал надпись, придавая документу официальную силу: "С докладной запиской И. Презента согласен. Академик Лысенко" (47). Приложил он и свое ходатайство Молотову, напечатанное на бланке Президента ВАСХНИЛ:

После этого "сигнала" верхам поездку на конгресс не только Вавилова, но и всех советских делегатов съезда, чьи доклады были приняты и вставлены в его программу, запретили. Голос советских генетиков не прозвучал на мировом форуме. Для Сталина генетика как наука не существовала.

Организаторы конгресса, будучи извещенными лишь в день его открытия о невозможности советских генетиков приехать, срочно пересмотрели уже отпечатанную программу заседаний, поскольку были вынуждены исключить из нее 50 докладов, которые должны были сделать советские участники (49). Только двумя годами позже Герман Мёллер сумел опубликовать в журнале "Drosphila Information Service" двадцать из присланных на конгресс из СССР абстрактов несостоявшихся выступлений (50).

На церемонии открытия Конгресса, Генеральный Секретарь Оргкомитета, директор Эдинбургского Института генетики животных, профессор Фрэнсис А. Е. Крю зачитал посланное ему 26 июля 1939 года письмо Н. И. Вавилова, в котором было сказано:

На сцене зала, где шел конгресс, в самом центре было оставлено незанятым кресло президента конгресса, и все знали, что оно предназначено для Вавилова, который "почему-то" не приехал. Ф. Крю закончил свою речь словами:

А в это время Политбюро партии большевиков не только приняло решение запретить поездки Вавилова за границу. Параллельно по приказу Сталина в глубочайшей тайне шла планомерная работа: разбухали тома агентурного дела НКВД, заведенного на великого ученого. Но эта деятельность пока оставалась скрытой от Вавилова. Лысенко тоже старался не выказывать на публике свою вовлеченности в этот процесс. Его люди трудились на тайном фронте в поте лица, а он порочил Вавилова в приватных разговорах на верхах.

Принижение статуса ученых и науки во времена Сталина было столь многоплановым, что невозможно избежать, переходя к новой теме без возврата к уже затронутым годам. Вот и сейчас мне придется вернуться к концу 1936-го и началу 1937-го годов.

Независимая позиция Кольцова не только в науке, но и в общественной деятельности давно вызывала раздражение большевиков. Он был арестован в феврале 1920 как участник антиправительственного "Тактического центра", но по ходатайству Горького и учеников Кольцова был вскоре освобожден, затем повторно привлечен к этому делу 16 августа 1920 года, вечером 19 августа арестован снова, помещен в камеру смертников и 20 августа 1920 после речи обвинителя Н. В. Крыленко приговорен к расстрелу. Впрочем, тут же приговор заменили условным пятилетним сроком (учтя просьбу Горького, переданную Ленину), после чего освободили.

Независимая и честная позиция Кольцова по многим вопросам нередко индуцировала злобствующих большевиков к тому, чтобы публично и в резких выражениях "развенчивать" якобы антисоветское направление мыслей и враждебное отношение к советской действительности выдающегося ученого. Бесстрашие Кольцова бесило многих. Ненависть достигла апогея во время декабрьской 1936 года сессии ВАСХНИЛ. Перед её закрытием Кольцов (который с момента создания ВАСХНИЛ был её действительным членом — академиком) направил президенту академии Муралову письмо, в котором осудил покровительство врунам и демагогам: