Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Долгое время многие считали, что эти ночные вызовы в НКВД приблизили день, когда сердце его не выдержало. В конце ноября 1940 года он выехал в Ленинград с женой — Марией Полиевктовной на конференцию. Он много в Ленинграде работал, главным образом в библиотеках, готовился к выступлению и писал речь "Химия и морфология" для юбилейного заседания Московского Общества Испытателей Природы. Внезапно, без всяких прежних симптомов у него случился инфаркт миокарда, а еще через три дня, 2 декабря, в гостинице он скончался. Мария Полиевктовна написала в тот день последнюю записку:
"Сейчас кончилась большая, красивая, цельная жизнь. Во время болезни как-то ночью он мне ясно сказал: "Как я желал, чтобы все проснулись, чтобы все проснулись". Еще в день припадка он много работал в библиотеке и был счастлив. Мы говорили с ним, что мы "happy, happy, happy"" (32).
Этой запиской она завершила и свое пребывание на земле. Без мужа она не видела смысла в жизни.
В холодное декабрьское утро тела супругов были доставлены в Москву. Потрясенные московские ученые и многие друзья великого Кольцова пришли в зал, где стояли оба гроба, усыпанные цветами. Перед ними были выставлены страницы текста речи "Химия и морфология" — последние страницы, написанные рукой Кольцова. Иосиф Абрамович Рапопорт зачитал их за своего учителя во время панихиды. Тела обоих беззаветно любивших друг друга супругов кремировали, а урны были захоронены на Немецком (Лефортовском) кладбище в Москве.
Академик И. Б. Збарский, человек осведомленный, так как много лет его отец (бальзамировавший тело Ленина после смерти) и он сам работали в Лаборатории Мавзолея Ленина и были в курсе самых секретных сведений в СССР, высказал предположение, что Кольцова отравили чекисты, подловив момент, когда удалось подсунуть ему бутерброд с ядом, видимо вызвавшим паралич сердечной мышцы (33).
Много позже ученые, использовав новую технику, пришли вторично к кольцовскому принципу цитоскелета. Но его имя уже не упоминалось, Нобелевскую премию за открытие цитоскелета вручили Де Дюву. Другие пионерские работы Кольцова, опережавшие науку более чем на четверть века, оказались тоже забытыми. Идея двунитевых наследственных молекул (такую модель предложили в 1953 году Уотсон и Крик) принесла её авторам Нобелевскую премию. Россия утеряла приоритет. Иначе быть не могло. Кольцову помешали работать, разрушили его институт, запретили контакты с Западом при жизни и зачеркнули его имя в своей стране после внезапной смерти. А ведь "Природа не терпит вакуума", и без продолжения работ школы Кольцова, без появления статей в мировой литературе его имя уже мало цитировали.
Вспоминая время, проведенное в виллафранкской лаборатории в начале 20-го века вместе с Кольцовым, крупнейший биолог 20-го века Рихард Гольдшмидт написал на склоне лет: "…там был блестящий Николай Кольцов, возможно самый утонченный русский зоолог, благожелательный, невообразимо образованный, ясно мыслящий ученый, боготворимый всеми, кто знал его" (34). Несколькими годами позже он добавил: "Я горд, что такой благородный человек был моим другом на протяжении всей жизни" (35).
"А вокруг его сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет.
Как подкову, дарит за указом указ -
Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него — то малина
И широкая грудь осетина".
"Преследуя свои личные цели, сталинские подхалимы ставили его как теоретика выше Маркса и Ленина. Они были поставлены в такие условия, что могли безнаказанно заниматься плагиатом, доносами, провокациями и тому подобными почтенными занятиями. Сталин совместно со своими подголосками нанес огромный ущерб советской науке".
В 1939 году Митин получил важный приказ от Сталина: укрепить позиции Лысенко и посрамить генетиков на диспуте в редакции журнала "Под знаменем марксизма", в котором с 1931 года Митин стал главным редактором (27 января 1982 года профессор В. П. Эфроимсон сказал мне, что у него есть точные сведения, что Сталин лично дал такую директиву Митину). В 1939 году Митин был высоко вознесен в сталинской иерархии: с марта он стал членом ЦК ВКП(б) (оставался в его составе вплоть до 1959 года), академиком АН СССР и занял другие важные должности. Дискуссия под председательством Митина шла с 7 по 14 октября 1939 года. Лысенко на этом обсуждении вел себя вызывающе развязно. С неприкрытой злобой он заявил:
"Я не признаю менделизм… я не считаю формальную менделевско-моргановскую генетику наукой… Мы, мичуринцы, возражаем… против хлама, лжи в науке, отбрасываем застывшие, формальные положения менделизма-морганизма" (3)
и, не ограничиваясь оценкой науки генетики, переходил на личности:
"…теперь же Н. И. Вавилов и А. С. Серебровский… мешают объективно правильно разобраться в сути менделизма, вскрыть ложность, надуманность учения менделизма-морганизма и прекратить изложение его в вузах как науки положительной" (4).
Подстать ему были и его сторонники, напоминавшие темных обывателей с ментальностью деревенских босяков, не гнушающихся никакими средствами в надежде пролезть на вершину советского олимпа. Они такими же разухабистыми фразами позорили генетиков, генетику, изображая из себя спасителей родины от врагов цивилизации.
Генетики пытались защитить свои позиции и представили много примеров плодотворного вклада их науки в практику. Вавилов в обстоятельном выступлении отказался от компромисса с лысенковцами. Он, наконец-то, понял окончательно, что собой представляет Лысенко, утвердился в мнении, что последний не новатор, которого было бы неплохо подучить, и тогда он примет культурный вид и будет вести себя как подобает настоящему ученому, а не агрессору, далекому от интересов исследователя законов природы. Теперь Вавилов смело защищал науку от безграмотных борцов с наукой:
"Мы стоим в советской селекции и генетике перед рядом глубочайших противоречий, имеющих тенденцию к дальнейшему углублению…позиции Лысенко находятся не только в противоречии с группой советских генетиков, но и со всей современной биологической наукой… Под названием передовой науки нам предлагают вернуться, по существу, к воззрениям, которые пережиты наукой, изжиты, т. е. к воззрениям первой половины или середины XIX века… то, что мы защищаем, есть результат огромной творческой работы, точных экспериментов, советской и заграничной практики" (5).
В своем выступлении он использовал пример исключительной практической пользы генетики, позволившей американским фермерам применить выведенную учеными США гибридную кукурузу. Она необычно высоко подняла урожаи зерна. Для получения гибридов использовали так называемые чистые линии. В течение нескольких лет (обычно до семи лет) пыльцой растения опыляли цветки того же самого растения, а после опыления завязи накрывали бумажным колпачком, чтобы избежать заноса чужеродной пыльцы и давали созреть початкам. На следующий год полученые от такого опыления семена высевали и повторяли снова процедуру близкородственного скрещивания. Затем этот прием повторяли еще несколько лет. Получалась линия, несущая гены только этой (чистой) линии без примеси генов других линий. Чистые линии называли инбредными — от английского слова inbreeding (что означает близкородственное скрещивание) или инцухтированными — от аналогичного немецкого слова inzucht. Каждая чистая линия могла выглядеть неказистой из-за того, что в ней в обеих парных хромосомах могли содержаться одинаковые рецессивные гены. Но при скрещивании двух неказистых чистых линий получаемый гибрид в первом поколении после скрещивания выглядел красавцем: початки кукурузы оказывались мощными, урожай на делянках, засеянных гибридными семенами, намного превышал такой урожай обычных растений кукурузы. Этот эффект необычайно мощной "жизненной силы" чистолинейных гибридов назвали гетерозисом. Находку генетиков использовали американские фермеры, которые создали специальные семенные фирмы. На их полях год за годом выращивали чистые линии, при тщательном контроле получали межлинейные гибриды первого поколения и продавали семена гибридов (за немалые деньги) всем заинтересованным фермерам. Те неизменно собирали больше зерна на полях, засеянных такими гибридами. Доходы сельского хозяйств США неимоверно возросли, а страна снабжала себя зерном.