– Держи.

– Что это? – удивился Квалья.

– Сигнальная ракета. Одной рукой крепко держишь вот за это металлическое основание. Этой стороной направляешь вверх и резко дергаешь вот этот шнур. На случай, если медведица все-таки вернется и настроение у нее будет крайне хреновым. Приморцы вам помогут.

– Я все-таки не пойму, чего мы ее тоже не пристрелили? – вздохнул один из стрелков.

– По той же причине, по которой я тебя сейчас не пристрелю, балбес. Это называется – человечность. Ладно. Удачи всем. До скорого.

Сапрыкин закинул рюкзак себе за спину и побрел в сторону Вилючинска. Жанна с братьями последовали за ним.

Глядя им вслед, стрелок поморщился:

– Наконец-то ушел. Достал меня этот хрен старый.

Горин смерил его строгим взглядом:

– Чибисов, слышь? Он-то ушел. Но я-то остался. Так что не беси меня и топай на пост.

– Извини…

– Топай, топай. Я пойду гляну, куда это Мишаня подался…

Искать Крашенинникова долго не пришлось. Тот стоял за старой дорогой, прислонившись к дереву, и наблюдал за чем-то или кем-то на склоне. С того места, где находился сейчас Горин, понять было сложно, что так привлекло внимание Михаила. Женя решил подойти ближе, но тут же услышал позади шепот:

– Гора…

Евгений резко обернулся.

– Чибисов? Какого хрена ты тут делаешь? Я куда тебе сказал идти?

– Погоди, Гора. Мне тебе сказать надо кое-что. Ромка с тайного поста, который наблюдал за казармой, кое-что интересное слышал, когда зверь напал на этих… вулканологов… Он пока никому не говорил об этом. Сказал, чтоб я сперва тебе его слова передал. Мало ли что.

– Да о чем ты, черт тебя дери, вообще толкуешь? – поморщился в недоумении Горин.

– О бабе этой. Об Ольге. Слышь, Гора… Ромка говорит, что никакая она не финляндка…

Михаил не решался подойти ближе. Он просто стоял и наблюдал за медведицей. Схватка оказалась для нее тяжелым испытанием. Могучий зверь хрипло дышал и даже постанывал. И, похоже, медведица к тому же голодна. Ее привлек запах камбалы, каким-то образом оказавшейся в кустах над вырытой им норой для добычи глины. Но несколько камбал для такого зверя – как для человека пригоршня семечек. Этим не насытишься. Медведица быстро прикончила рыбу и вдруг обернулась. Крашенинников вздрогнул. Она смотрела прямо на него. Заметила. Самое время броситься бежать обратно к казарме, надеясь, что вооруженные люди все еще там. Но медведица сама рванулась прочь, вверх по склону сопки. Подальше от людей. Страх прошел, и Михаилу теперь было даже жалко, что так мало рыбы находилось в кустах. Раненому зверю не мешало бы хорошенько подкрепиться. Именно в этот самый момент все элементы пазла, не дававшего ему эти дни покоя, сложились вдруг в цельную картину. И странный запах в той машине в лесу, и рыба на вершине сопки, и эта камбала вблизи их жилища… Крашенинников все понял.

Это должно было произойти именно сейчас. Сотни людей приложили к этому усилия, которые не могли просто так пройти даром. Да и вторую ночь подряд ожидать всплытия подлодки было бы уже слишком. Она теперь просто обязана всплыть.

Жаров подбросил хвороста в бочку с костром и устало вздохнул, глядя на то, как яркий луч прожектора с тральщика скользнул по собравшимся у причала людям и остановился на перископе и шноркеле.

– Собаки тупые, спасу нет, – проворчал подошедший Горин.

– Братан, ты о чем вообще? – Андрей сонными глазами уставился на друга. Новые сутки без сна были настоящим испытанием. Хотя таких как он, не спавших и уставших, в общине большинство. Тех, кто после цунами не позволил себе отдых и сон. А значит, и он должен был держаться, хотя чертовски хотелось разогнать всех по домам спать и самому с чистой совестью завалиться в дремоту прямо тут, на причале.

– Да я про собак. Задолбались их отгонять от этой твари. Так и норовят сожрать ее.

– Ну и пусть себе жрут, – поморщился Жаров. – Жалко, что ли? Все равно ведь скелет решили оставить для истории. А туша разлагаться начнет, так вони до Вилючинска будет.

– А если потравятся? Вдруг мясо дурное?

– Блин, Женя, собаки иной раз от не хрен делать собственное говно жрут. Что им с мяса этого мутанта будет? И где Никита?

– Фотографирует зверя. Потом вся группа, что стреляла в эту зверюгу, пришла и попросила их с тушей сфотографировать. А потом еще куча бездельников с Вилючинска притащилась, поглядеть на тварь. Ну и тоже попросились, чтоб Никитос их своим фотоаппаратом в историю внес, на фоне зверя.

– Так стемнело уже. Как он ночью фотографирует?

– А ты думаешь, зачем прожектор до сих пор светил на заводскую площадь? Блин, Андрей, у тебя уже рожа опухшая вся. Шел бы ты поспал пару часиков, а?

– Я отсюда не уйду, пока лодка не всплывет. Именно такой пример мы должны подавать людям. Мы же не довоенная власть, чтоб ей в аду жариться вечно. – Жаров презрительно сплюнул.

Вскоре показался и Никита Вишневский. Вид у него тоже был крайне уставший, хотя необычный объект фотосъемки и вселил в него на некоторое время бодрость.

– Халф, ты сколько пленок истратил сегодня? – кивнул ему Андрей.

– Пять или шесть, – пожал плечами Вишневский. – Археологам будущего я богатое наследство оставлю.

Вода у причала заколыхалась сильней, и в толпе послышалось оживление. Перископ и шноркель медленно, но верно поднимались над поверхностью бухты.

– Глядите! Никак ребята починили компрессоры! – радостно закричал Герман Самсонов. – Быстрее пошла!

Он был прав. Подъем лодки теперь стал куда заметнее, и даже один полностью затопленный отсек не мешал ей стремиться на поверхность воды. Вот уже показалась верхняя часть рубки, и по толпе пронесся радостный, одобрительный свист. Зашумела вода, бурлящая над корпусом и стекающая с того, что уже выбралось на поверхность. Этому шуму вторили аплодисменты.

В свете костров и прожектора картина поднимающегося со дна черного рукотворного левиафана казалась еще более инфернальной. Будто жуткий призрак чудовищной эпохи, закончившейся под всеистребляющий вой термоядерных иерихонских труб, выбрался из преисподней, дабы проведать тех, кто каким-то чудом уцелел в давно минувшем апокалипсисе. Но если и рождались у кого-то в голове подобные аналогии, то длились они не дольше вспышки, поскольку вздымающийся над водой исполинский корпус ударной атомной подводной лодки сейчас нес только надежду. Аплодисменты и радостные крики людей достигли апогея.

– Неужели. Даже не верится, – устало вздохнул Жаров.

Лодка покачивалась на растревоженной воде в свете прожектора и с сильным дифферентом на нос. Давало о себе знать то, что первый отсек затоплен. Люди тащили наспех сколоченный из бревен трап. Тот, что был раньше, после цунами так и не нашли.