с обеденные тарелки. С замиранием сердца Нори поняла, что кричала не Элис.

Кричала Шарлотта.

И когда Нори увидела почему, крик вырвался из ее собственного горла и замер там в ужасе.

Элис лежала на полу, наполовину запутавшись в простынях. Было ясно, что она хотела встать, но споткнулась и упала. Ее белая ночная рубашка была испачкана кровью. И там, в беспорядке простыней, лежало что-то…

Нори схватила Шарлотту и прижала лицо маленькой девочки к своей груди.

– Бесс! – воскликнула Нори. – Ноа! Кто-нибудь, пожалуйста! Помогите!

Элис оторвала голову от пола. По ее прекрасному лицу текли слезы.

– Слишком поздно, – прошептала она. – Слишком поздно. Он умер.

* * *

Доктор сказал, что такое редко бывает на поздних сроках, но все же бывает, а почему – ответа нет.

– Он никогда не дышал, – добавил доктор, словно это должно было принести утешение.

Элис превратилась в призрак, бледный и молчаливый. Она спала в постели Нори, потому что не могла находиться в своей комнате. Она не выходила неделями, пока не начали опадать октябрьские листья.

Нори знала, в каком мрачном, бесконечном отчаянии оказалась подруга.

Слов утешения не было. Оставалось сидеть у кровати и ждать. Джордж приехал, как только до него дошла новость, но в конечном итоге и он ничего не мог поделать.

Тело малыша похоронили в саду, под древним дубом, на небольшой церемонии с местным священником.

Элис присутствовать отказалась.

Джордж забрал девочек с собой в Лондон, оставив жену на попечение Бесс и Нори. С той ночи на лице Шарлотты застыло все то же потрясенное выражение, а крики Матильды, зовущей маму, были слышны даже из отъезжающей машины.

Как ни странно, Ноа не уехал.

– Я останусь с леди Элис, – просто сказал он. – И с тобо-й.

У Нори не было сил спросить, какая польза от второсортного учителя музыки в подобной ситуации. Все силы уходили на то, чтобы уберечь любимую подругу от голодной смерти.

Бесс каждый день приносила горячую воду и мыло к краю кровати, и иногда им вдвоем удавалось уговорить Элис сесть, чтобы они могли вымыть ее и переодеть в свежую ночную рубашку.

Нори готовила все любимые блюда Элис в тщетной попытке заставить ее съесть больше, чем несколько ку-сочков.

Бесполезный Ноа стоял в дверях и пел низким, чистым голосом. Нелепо, но Нори чувствовала себя лучше, когда он был здесь, хотя никогда бы в этом не призналась.

Однажды утром Бесс отвела ее в сторонку.

– Так больше продолжаться не может, – сказала горничная. – Прошло уже несколько месяцев.

Нори колебалась.

– А что делать? Мы ее не заставим.

Бесс моргнула. Она была загорелой, крепкой девушкой с веснушками и рыжевато-светлыми волосами.

– Я, конечно, не заставлю. Но прошу прощения, мисс, вас она слушает.

Нори почувствовала, как у нее свело живот. Тьму отчаяния она испытала сама. Теперь настала ее очередь вывести кого-то на свет.

– Хорошо, – кивнула она.

Бесс кивнула и указала на закрытую дверь спальни.

– Тогда я оставляю ее на вас.

Нори вздохнула и открыла дверь. При закрытых ставнях в спальне было так темно, что она чуть не споткнулась.

Она медленно подошла к кровати.

– Элис, – шепотом позвала Нори.

Ответа не последовало. Фигура на кровати даже не пошевелилась.

– Элис, – попыталась она снова, на этот раз более настойчиво.

По-прежнему ничего.

Нори опустилась на колени, и их глаза оказались на одном уровне.

– Элис, – сказала она, – пора вставать.

Губы Элис беззвучно шевельнулись.

Нори попробовала еще раз:

– Мы должны вернуться в Лондон. Лето закончилось. У тебя есть обязанности. Снова звонил твой муж: девочки спрашивают про тебя. Пора возвращаться домой.

Лицо Элис исказилось от гнева.

– Уходи, – прошипела она с тихой яростью.

– Я не могу уйти, – мягко сказала Нори. – Мне очень жаль. Но сегодня пора взять себя в руки, дорогая. Ты должна встать.

Элис посмотрела ей в глаза.

– Уходи, Нори. Все было хорошо до того, как ты пришла сюда. Просто уходи.

– В мире часто происходят ужасные вещи, и нам не дано знать почему. Ты должна смириться с несправедливостью, ты должна проглотить это, как горькую пилюлю, и продолжать жить. Ты должна встать.

– Я хочу знать почему! – взвизгнула Элис, вскочив. – Зачем забирать его? Я хочу знать почему, черт возьми!

– Божья воля, – с усилием промолвила Нори.

Элис согнулась пополам и зарыдала.

– Я виновата, – простонала она. – Я виновата. У меня на душе грех, ужасный грех. Мне было шестнадцать. В Париже я… я так боялась. Я так боялась, Нори! Они никогда не позволили бы мне вернуться домой, если бы узнали, что я забеременела. И рядом со мной никого не было. Я осталась одна.

Нори восприняла это последнее откровение, не моргнув глазом.

– Даже если так, это между тобой и Богом. Он не стал бы наказывать никого другого.

Элис издала душераздирающий крик.

– Все мои печали должны были остаться в прошлом!

– Так и есть, Элис. Ты оправилась от всего, что произошло. Ты молода, и у тебя уже есть дочки. У тебя будут другие дети. Обещаю.

Нори протянула руки. Через мгновение Элис взяла их, и обе женщины поднялись на ноги.

Элис проглотила бесконечный поток слез.

– Но я хотела этого ребенка.

Нори ничего не сказала. Сказать было нечего.

На следующее утро они уехали в Лондон.

Глава семнадцатая

Но дома нигде нет

Лондон, Англия

Декабрь 1964 года

К зиме обстановка улучшилась. К Элис вернулось ее обычное хорошее настроение, и она всем сердцем погрузилась в планирование сезона отпусков.

Избегать Ноа становилось все труднее. Его страстный взгляд буквально прожигал. Нори начала находить маленькие подарки в виде шелковых или бумажных цветов в своей комнате. Там были стихи и конфеты, ленты и крошечные раскрашенные фигурки.

Она старалась не обращать внимания. Хотя и понимала, что в конце концов ей придется встретиться с ним лицом к лицу.

Однажды утром Ноа поймал ее на задней лестнице перед завтраком.

– Пропусти, – сказала она достаточно вежливо. – Меня ждут.

– Ты получала мои подарки?

Нори отвела взгляд.

– Получала.

– И? Они тебе не понравились? – спросил он таким серьезным тоном, что у нее защемило сердце.

– Дело не в этом. Они очень красивые.

– Я читал книгу про оригами. – Щеки Ноа порозовели. – И подумал, что тебе понравится. Я надеялся, что это напомнит тебе о доме.

Боже мой. Бедный милый дурачок.

– Мистер Роу, вам не подобает посылать мне подарки.

Мальчик перед ней неловко заерзал, и она вспомнила, насколько он молод. Уж не первая ли она девушка, на которую он положил глаз?

– Я