– Вам не нужно чувствовать себя виноватым, сэр Ричард. Вы не могли жениться, как все вас подталкивали. Теперь я это понимаю.

Готмар посмотрел на меня с суровой ехидностью.

– А жаль, что нельзя жениться на всех женщинах, что бросаются на шею?

– На всех нельзя, – ответила за меня Иля, – но на двух-трех можно. Или чуть больше. Обычай тетравленда еще существует, хотя церковь его искореняет. Правда, сама же и вводила, когда нужно было населить опустевшие земли…

Я пробормотал:

– Ну, этот обычай применяется только, как вы верно сказали, в случаях крайней необходимости. А мы бодро и с песнями переходим в период благополучия, где должны прекратиться войны, болезни, засухи, землетрясения…

Она мило улыбнулась, оценив шутку, а Готмар что-то хрюкнул в блюдо с мясом.

Я наклонился к ней и шепнул едва слышно прямо в нежное розовое ушко, чуть-чуть любопытно оттопыренное:

– Ваша светлость, почему вы боитесь своего сенешаля?

Она вздрогнула, ее лицо, и без того аристократически бледное, сейчас же вовсе побелело.

– Сэр Ричард, – прошептала она, – что вы придумываете?

– Это заметно, – сказал я настойчиво и так же тихо. – Если даже я, такой грубый и нечуткий, это заметил, то другие вообще о вас беспокоятся!

Не поворачивая головы, она пугливо посмотрела направо, потом налево, вращая только огромными испуганными глазами, круглыми, как у птицы.

– Все неправда…

– Ну да, – сказал я саркастически, – а то я не вижу. И сидел с вами рядом, какая наглость!.. Я могу чем-то помочь?

Она помотала головой.

– Сэр Ричард, оставим этот разговор.

– Как скажете, ваша светлость, – сказал я с сожалением. – Я только хотел помочь. Не безвозмездно, я человек корыстный, а в уплату за ваш радушный прием моим рыцарям.

Она сказала чопорно:

– Это наш долг хозяев.

– А я благодарный гость, – ответил я. – Мы нас окружили всей такой любовью и заботой, что я просто не знаю, чем могу отблагодарить… Ну хоть что-то могу для вас сделать?

На ее лицо набежала тень, я ждал терпеливо, но после паузы с ее коралловых уст сорвалось только тихое:

– Ничего… Просто отдыхайте и наслаждайтесь жизнью.

Готмар то ли чувствует неловкость, что сидит за одним столом с герцогиней, не по рангу вроде бы, хоть он и благородный рыцарь, но на службе, потому быстро расправился с бараньей ногой и торопливо поднялся.

– Ваша светлость, – проговорил он извиняющимся тоном, но твердо, – я должен посмотреть, что там во дворе.

Она поморщилась, в глазах мелькнул испуг, словно боялась остаться без единственного защитника, но ответила со слабым вздохом:

– Да-да, сэр Готмар, вы лучше знаете, что надо делать…

Я приблизил губы к ее уху, такому нежному и оттопыренному, что так и хочется нашептывать какие-нибудь глупости.

– Ваша светлость, с вашего позволения… я тоже удалюсь.

Ее ухо так заалело, что мне захотелось его куснуть или хотя бы взять в губы и подержать во рту, как просвечивающийся на солнце леденец.

– Но вы вернетесь? – шепнула она.

– Вряд ли, – сказал я. – Навещу Готмара. Вспомним старое доброе время. Так что можете в это кресло усадить кого-нибудь из моих красавцев. Оно еще теплое.

Ее губы сразу надулись, она сказала сердито:

– Идите, беседуйте о своих драках! А сюда я никого не посажу. И вообще никого не сажала.

– А сенешаль?

– Он садился сам, – ответила она так же сердито. – Как и вы!.. Но вам можно.

Я поднялся, поцеловал ей руку и вышел из зала.

Во дворе усиленная метушня, слуги торопятся, кое-кто вообще передвигается вприпрыжку, чтобы успеть справляться с внезапно возросшими обязанностями. Из далекой кузницы несется частый перестук молотков, перековывают тех наших коней, что сбили подковы на горной дороге.

Готмара не увидел, зато заметил сенешаля, тот распоряжается властно и уверенно, я присмотрелся и понял, что он приказывает: коням, имуществу и вообще самим приехавшим не давать никакого преимущества перед местными. Приедут и уедут, а им здесь жить, так что надо заботиться в первую очередь только об обитателях замка…

Разумный подход, мелькнула мысль, но сейчас я сам в числе приезжих, так что у меня дилемма: за себя или за справедливость?

– Не любите сен-маринцев? – поинтересовался я, подходя сзади.

Он даже подпрыгнул, словно никто никогда не подходил к нему сзади или же он всегда такое замечал.

– Сен-маринцев? – повторил он непонимающе, потом собрался, нахмурился. – Мы все здесь сен-маринцы, ваша светлость.

– Однако большинство, – заметил я, – считает себя ундерлендцами. И только ими.

Он пожал плечами.

– Большинство нигде не правит. Ундерленды – часть королевства Сен-Мари.

– Хорошая позиция, – одобрил я. – А как относитесь к королю Кейдану?

Он уже полностью пришел в себя, заметно обнаглел и проговорил с усмешкой, глядя мне в глаза:

– Я поддерживаю законную власть короля Кейдана.

– Почему?

– Потому что он, – ответил он уверенно, – Его Величество король Кейдан, помазанник Божий, утвержден Ватиканом и признан всеми королями, а также императором.

Я поинтересовался:

– Каким?

Он в удивлении вскинул брови:

– Как это каким?

Я пояснил:

– Мне лично приходилось драться, к примеру, с императором Карлом. Могучий и талантливый военачальник, я только теперь вижу его настоящий масштаб.

Он сказал чопорно:

– Для нас нет другого императора, как Его Императорское Величество Герман Третий.

– Понятно, – пробормотал я, – потому вы так рьяно за короля Кейдана, что готовы не давать нашим коням воды?

Он сказал враждебно:

– Кони не виноваты, потому они напоены. Но я всем сердцем за короля Кейдана, потому что лишь он имеет право быть здесь властелином!

Я сказал хмуро:

– Только не надо этих сказок. Я прекрасно понимаю, почему предпочитаете Кейдана, а не Ричарда.

Он прищурился:

– Ну-ну?

– При Кейдане сможете плясать у него на столе, – сказал я, – а вот Ричард вам сразу же прищемит хвост. А то и пальцы дверью. Не пробовали это удовольствие? Я могу дать ощутить эту радость.

Его лицо дернулось, словно на миг представил себе, как пальцы попали между косяком и закрывающейся дверью, но сразу же сказал уже более ровным голосом: