— Там написано «капитан».

— Так оно и было. Вы прощупываете меня, чтобы легче выстроить схему допроса. Не так ли?

Данилов молчал, с любопытством глядя на Алтунина.

— Зря стараетесь. Зачем вам попусту тратить время, дайте мне в камеру бумагу и чернила. Я сам напишу. Только не тревожьте меня два дня и, пожалуйста, распорядитесь, чтобы мне давали бриться. А то я себя грязным чувствую.

— Хорошо. Еще просьбы будут?

— Попросите Ларису, пусть перешлет мне папирос.

— Хорошо.

— Ну так я пошел.

Алтунин встал, выглянул в коридор.

— Конвой! — крикнул он. — Проводите меня.

В дверях показалось недоуменное лицо милиционера.

— Отвести?

— Отведите, — сказал Данилов.

«Любопытный парень. Ох какой любопытный! Что же он напишет? Нет. Такой врать не станет. Он и так на последней черте. Напишет правду. Надо распорядиться, чтобы ему разрешали бриться. А Ларисе я сейчас позвоню».

— Алло, — пропел в трубке знакомый голос.

— Лариса Евгеньевна?

— Да.

— Это Данилов.

— Кто?

— Данилов из МУРа. Помните?

— Конечно. Как он там?

— Нормально.

— Болезнь протекала нормально, больной перед смертью икал.

— Зачем так мрачно? Он просит папирос.

— А увидеть его можно?

— Пока нет.

— Куда передать папиросы?

— Петровка, тридцать восемь, дежурному. Скажите, что я распорядился.

Теперь опять надо было ждать. Результатов командировки Белова, врачей, работающих с Кузымой — Бурковским, показаний Алтунина, актов экспертиз. Опять ожидание, а дело пока стоит. То есть формально все уладилось как нельзя лучше. Убийца Соколова арестован, убийцу Судина водит наружное наблюдение, сообщник Бурковского арестован, имя его установлено. Запросы разосланы. Личность Судина установлена. Фамилия его настоящая Судинский, год рождения тот же, только здоровье он не подрывал и судился дважды. Один раз за мошенничество, второй — за скупку и хранение краденого. В архиве ГУМа нашлись его старые дела. Только как он уполномоченным Азколхоза стал — загадка. Данные на него Данилов передал Белову, он должен был установить все обстоятельства.

Ну что же. Пока все идет неплохо. Вот только явка, Чистякову данная, и сообщение из Белоруссии о Бурковском. Кстати, это что за бандгруппа, как его… А, вот… Крука. Надо позвонить Сереже Серебровскому в ГУББ наркомата, его отдел как раз Белоруссию курирует.

Данилов набрал номер.

— Серебровский.

— Здравствуй, Сережа. Это Данилов.

— Ваня, дружище, я только что о тебе думал.

— Телепатия.

— Что, что?

— Угадывание мыслей на расстоянии.

— Ты что, у Вольфа Мессинга хлеб отбить хочешь? — засмеялся Серебровский. — Ну выкладывай, чего беспокоишь руководящих работников наркомата?

— Дело к тебе есть. Срочное.

— Тогда жду. — Серебровский повесил трубку.

Данилов и Серебровский

Кабинет у Сергея был здоровый. Солидный кабинет. С портретами и коврами. Мебель кожаная. Стол огромный, как саркофаг. На нем чернильный прибор мраморный, с бронзой. В углу часы старинные с навечно застывшими стрелками. Данилов, усаживаясь в кресло, спросил с усмешкой:

— Часы-то тебе эти зачем?

— Для солидности. У нас здесь они как должностной знак: чем интереснее часы, тем положение у хозяина выше.

— Так они не ходят.

— Это никого не касается. Я же тебе объясняю, что это как лишняя звезда на погоны. Понял?

— Куда уж яснее.

— Ты, Ваня, меня критиковать пришел, подрывать основы бюрократического устройства? — Сергей белозубо улыбнулся. — Нет, брат, тебе этого не понять. В твоем кабинете еле сейф умещается. Так какие у тебя дела?

— Сережа, — Данилов достал из планшета папку с делом Судина — Судинского, — ты, кажется, Западную Белоруссию ведешь?

— Именно веду за ручку через бурный поток жизни.

— Ты серьезно можешь разговаривать?

— Серьезно неинтересно, Ваня. Так зачем тебе понадобилась Западная Белоруссия? Что, Ваня, разве в Москве все урки перевелись?

— На, читай. — Данилов протянул ему дело. — Меня интересует, кто такой Крук.

— Болек, — Серебровский на секунду поднял глаза, — самый что ни на есть вредный бандит.

— Почему Болек? — удивился Данилов.

— Полное его имя Болеслав. Подожди, не перебивай.

Серебровский читал, делал выписки и даже посвистывал от удовольствия. Наконец он закрыл папку и посмотрел на Данилова. В синих глазах его плясали веселые чертики.

— Ванечка, миленький, ты просто не знаешь, как порадовал нас. Цены тебе нет. Да я за эти бумажки готов отдать все, что хочешь, даже часы эти проклятущие.

— Спасибо, мне бы чего попроще.

— Это можно. — Серебровский встал, достал ключи, подошел к сейфу, открыл чугунную дверцу, склонился над ним. — На, от себя отрываю. — Он положил перед Даниловым длинную желтоватую пачку.

— Это что такое?

— «Второй фронт». Сигареты американские. Видишь, верблюд нарисован? «Кэмел» называются. Кури на здоровье. Здесь десять пачек.

— Шикарно живешь. Откуда они?

— От верблюда, — Серебровский захохотал, — от этого самого «Кэмела».

— Ты мне зубы не заговаривай, Сережа, в чем дело, толком.

— На Востоке говорят: «Лучше раз увидеть, чем сто раз услышать». Сейчас я прикажу принести материалы по банде Крука. — Серебровский нажал кнопку звонка. В дверях появилась секретарша. — Ярошенко ко мне.

Через несколько минут в кабинет вошел невысокий худощавый офицер с погонами майора.

— Немедленно все материалы по бандгруппе Крука.

— Слушаюсь. — Майор вышел.

— Сейчас, Ваня, ты своими глазами увидишь, что это за лудильщик. Сволочь редкая. Убийца, садист, наркоман. Сейчас Ярошенко принесет материалы, там его нынешние деяния. Кстати, этот Бурковский у него вроде адъютанта, тоже пуля по нему давно плачет. Так вот я о чем. Знакомясь с нашими документами, ты обрати внимание на справку о самом Круке. Любопытное жизнеописание.

Без стука в кабинет вошел Ярошенко и положил перед Серебровским две толстые папки.

— Я могу быть свободен?

— Да, иди. — Серебровский переложил материалы на столик к Данилову. — Читай.

Данилов открыл папку. С первой страницы дела на него глядела фотография человека в немецкой военной форме со знаками различия лейтенанта. Высокий лоб, глаза глубоко сидящие, крепкий нос, тяжелый волевой подбородок.