нельзя. Мне, однако, сдаётся, что Вы поедете, и именно в Хинганский хребет, Манчжурию и Уссурийский край восточнее Уссури. Правительству сведения об этих местностях, собранные не новичком, а зрелым и опытным путешественником, по-моему, необходимы. Ведь не довольствоваться же ему предложенными дипломатией английскими реляциями о современном состоянии самой важной нашей азиатской соседки Манчжурии?»

Однако предположение Венюкова не оправдалось, Пржевальский разрабатывает план путешествия снова на Тибет и Венюков поддерживает его. 19 (31) августа 1888 г. перед отъездом из Парижа на Пиренейский перешеек М. И. Венюков писал:

«Глубокоуважаемый Николай Михайлович, Ваше письмо от 15 (27) застало меня с чемоданом в руках, укладывающимся на прогулку в Пиренеях. И так мы на днях будем приблизительно под одинаковыми широтами 42–43°. Нужно ли говорить, что умственно я буду все время смотреть прямо на восток и желать Вам всякого успеха в Вашем благом начинании? Замечу, что я здесь буду не один; г. Дютрель-де Рэнс, (французский географ и путешественник, погибший в Тибете в 1894 году, – прим. автора), один из серьёзнейших географов Франции, будет также следить внимательно за известиями, русскими и английскими, о Ваших перемещениях в Тибет, который он настойчиво изучает. Он просит меня обратить Ваше внимание на дорогу, которою некогда ходили калмыки в Лхассу, через Хотан, но я думаю, что Вы и без него этим интересуетесь.

Со своей стороны прибавлю, что как только здесь получится карта путешествия Юнгкус-байда из Яркента в Индию через Мустаг, то я вышлю ее в Кашгар, г. Громбчевскому, которому обязан и который, вероятно, не откажет сообщить ее Вам для просмотра. Может быть, там найдётся что-нибудь интересное и для Вас.

Очень жаль, что англичане запретили продажу 1-го издания карты Уокера; (вероятно, ввиду интереса для разведки конкурентов. Прим моё) – там, вероятно немало вещей, способных интересовать Вас, например, результаты поездок Иланиеса, Локгарта и других британских агентов, изучавших в последние годы Бахтистан и западный Тибет.

Соображая вероятную быстроту Ваших переездов, отправляю это письмо на Маргелан в Кашгар. Там, вероятно, Вы и встретите Громбчевского, если только он уже не вернулся в Фергану. Туда же, быть может, адресую я Вам и известия о том, как будет принята Ваша книга здесь.

В Географическом обществе теперь вакансии, в Академии наук тоже заседания почти пусты, но недели через три в последней станет люднее, и тогда я, по возвращении домой, постараюсь завербовать какого-нибудь знакомого академика, чтобы он принял на себя доклад о Вашей книге учёному синклиту.

Я очень жалею, что не знаком лично с Вашими почтенными спутниками, гр. Роборовским и Козловым, но позвольте просить Вас передать им самое искреннее пожелание всяких успехов и новой славы. Ещё раз будьте благополучны и по-прежнему во всем удачны, несмотря на то, что англичане за Вами собираются иметь глаза и глаза. Душевно преданный Вам».

Это письмо Венюкова было последним, которое прочитал Пржевальский. Следующее письмо написано им 11 (23) октября 1888 г. в Париже за девять дней до смерти Н. М. Пржевальского.

В нем он благодарил за присланный отчёт о четвертой экспедиции и извещал, что немедленно напишет о книге рефераты во французские журналы и для газеты «Новости» в России. «Желаю Вам и Вашим спутникам, – заканчивал Венюков письмо, – всякого благополучия и новой славы». На этом переписка прерывается.

Хочется закончить эту главу словами Михаила Ивановича, характеризующими его как гражданина своего Отечества о патриотизме и гражданственности, высказанными им незадолго до своей кончины.

«Мне кажется, – писал он, – что если уж существуют на свете идеи патриотизма и гражданского мужества, то на каждом служащем Родине лежит обязанность указывать обществу и правительству на больные стороны государственного организма, и что если кто, видя эти больные стороны, эти язвы, молчит о них, то он действует не только как трус-эгоист (моя хата с краю, ничего не знаю), но и как подлец»[335]. А человек совести – М.И Венюков не молчал.

Глава X. Прибытие в Петербург. Подготовка к пятому, – последнему путешествию. В путь

Признание учёного мира

Организация выставки коллекций. Проект пятого путешествия

В начале ноября 1886 г. Пржевальский прибыл в Петербург, где для него началась прежняя суетливая жизнь среди непрекращающихся оваций и торжеств. Здесь он узнал, что императорская Германская академия естественных и медицинских наук Галле[336] избрала его действительным членом, а Императорское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии при МГУ – своим почётным членом.

2 декабря Пржевальский окончил обработку собранного материала и подарил музею Академии Наук свою орнитологическую коллекцию, а уже 29 декабря его пригласили на годовое торжественное собрание членов Академии Наук[337]. На собрании секретарь Академии К. С. Веселовский произнёс блестящую речь: «Имя Пржевальского будет отныне синонимом бесстрашия и энергии в борьбе с природой и людьми и беззаветной преданности науке. Поднося ему сегодня выбитую в честь его медали, Академия желала, как бы приложить свою скрепу к давно состоявшемуся единодушному приговору всего учёного света о великости услуг, оказанных славным русским путешественником ближайшему познанию природы на огромных, труднодоступных пространствах земного шара».

Речь произвела на Николая Михайловича необыкновенно сильное впечатление, и он долгое время после этого находился в крайне возбуждённом состоянии.

«Вот прекрасный некролог для меня и готов, – повторял он, – теперь знаю, что скажут после моей смерти».

Между тем готовилось новое торжество – выставка всех его зоологических коллекций, организация которой, потребовало массу времени, так что открытие её состоялось только 2 февраля 1887 г. На открытии, выставку посетил император Александр III с супругой, наследник Цесаревич, Великие князья Георгий и Владимир Александровичи.

4-го марта Николай Михайлович уехал к себе в Слободу и c 9 числа засел за описание путешествия, а в промежутках между делом, занимался хозяйством, устройством усадьбы и постройкой дома.

Летом 1887 года строительство дома было почти завершено. Описание четвёртого путешествия продолжалось, а Пржевальский уже мечтал о новых покорениях новых земель. При этом он говорил своим друзьям, «что он только телом в Европе, а духом постоянно витает в Азии».

«Думаю, – писал Николай Михайлович в ноябре И. Фатееву, – ещё раз сходить в Тибет, посмотреть теперь Далай-ламу. Нужно 20–30 стрелков и головою ручаюсь, что буду в Лхассе»[338].

В начале марта 1887 г. Николай Михайлович прибыл в Петербург и предъявил Совету Географического общества проект 5-го путешествия в Центральную Азию, на этот раз исключительно в Тибет. Путешествие он планировал провести за два года и исходным пунктом экспедиции избрал г. Каракол в Семиреченской области. Отсюда Николай Михайлович предполагал выступить осенью 1888 г. и двинуться через Тянь-шань на Аксу и