Моркетская мгла сомкнулась над моей головой даже раньше, чем я успел придумать достойное Анса ругательство.

Моркет проникал в меня, становился мной, а я – им. Моркет наполнял легкие вместо воздуха, бежал по венам вместо крови. Это было отвратительно и прекрасно одновременно, невыносимо и странно приятно. Я отчаянно ненавидел Моркет, но так же отчаянно его любил. Так же, как и он меня.

Было сложно сказать, сколько я шел сквозь туман, было сложно сказать, шел ли я вообще. К счастью, я пока еще помнил, кем являюсь, остальное же было не так важно. Каждый раз, как я начинал забывать, кто я и зачем здесь, нить, стягивавшая шею, сжималась чуть сильнее, и это приводило меня в чувство. Я и сам старался не пускать тьму слишком глубоко в себя, как бы сложно это ни было.

Через какое-то время – если оно здесь было – я понял, что не найду того, кого ищу. Осознание это возникло в моей голове из ниоткуда, а может, родилось после долгих и мучительных рассуждений, о которых я попросту забыл.

Меня тянуло вниз. Ноги проваливались, с каждым шагом утопая в моркетском мраке все больше, но как только тьма доходила до колен, нить чуть сдавливала шею, вытягивая меня наверх. Через несколько шагов действие повторялось.

Я взялся за нить, не ощущая, но видя, как она режет мне пальцы до черной, похожей на смолу крови. Нить натянулась туже, неприятно сдавив шею и отчего-то виски, завибрировала, как только что отпущенная струна. И тогда я решил, что она должна лопнуть. Моркет тоже так решил, а нить не смогла не подчиниться нам обоим. Блеснув напоследок тускло-серебряным, она исчезла так, словно ее и не было.

Вслед за ней исчез и я.

Я с трудом встал – тело почему-то слушалось очень плохо и все время норовило снова упасть – и огляделся. Оглядывать оказалось практически нечего: плотные темные тучи и серая каменистая земля, покрытая слоем такой же серой пыли.

Земля пожирала следы почти сразу после того, как я делал новый шаг. Вокруг не было ничего, кроме тишины, пустоты и пыли, но я упорно шел вперед, зная, что должен идти. Иногда мне даже казалось, что я знаю, куда иду, правда, потом это чувство исчезало, но лишь затем, чтобы через десяток-другой шагов появиться вновь.

Я пробовал мерить время шагами, но вечно сбивался где-то на двухстах. Когда я сбился раз шестой или восьмой, вдали появилось что-то, подобное скалам.

Вблизи они оказались вовсе не скалами, а остатками зданий. По разрушенным фрагментам стен, одиноко торчащим из земли, сложно было сказать точнее. Но я знал, что раньше здесь высился город, больше похожий на тот, где я жил когда-то, чем на любой город Фрита. Идя по неровной выщербленной дороге – или по тому, что когда-то было дорогой, – я чувствовал, что каждый шаг дается мне все с большим трудом. В сердце поселилась тупая боль, а воздух колол легкие, словно вместе с ним я вдыхал осколки стекла. Дорога тем временем уводила вниз, и я двигался по ней, чувствуя, что совершенно не хочу знать, что ждет меня в конце.

Через несколько кварталов дорога наконец оборвалась. Дальше виднелись только вывороченные из земли камни, обломки зданий и искореженные куски непонятных металлических конструкций. Забравшись повыше на один из остовов того, что некогда было многоэтажным домом, я попытался рассмотреть, что же там впереди.

Впереди так же высились наваленные друг на друга здания, земля продолжала уходить вниз, образуя огромную воронку. Разглядеть дно этой воронки у меня отсюда не получилось, но подбираться ближе желания не возникло. В конце концов, там точно не было того, кого я ищу, откуда-то мне было это известно.

Последний раз окинув окрестности беглым взглядом, я уже было собрался спускаться, но замер, не сделав и шагу. Среди останков некогда живого города мой взгляд выхватил чью-то фигуру. Сначала я подумал, что мне показалось, но приглядевшись, понял – небольшая женская фигурка действительно стояла, как я, на развалинах одного из домов и смотрела в сторону воронки.

Чувство странной тревоги вдруг поднялось в душе, и я сделал судорожный шаг назад, но, поняв, что вот-вот свалюсь вниз, остановился. Фигура, от которой меня отделяло достаточно большое расстояние, тоже сделала шаг назад и обернулась.

Голову сдавило болью, а к горлу подкатил удушливый ком. Девушка не отрываясь смотрела мне в глаза, а на губах застыла безмятежная улыбка. Я не видел ее лица, но знал, что это именно так. Кажется, она была очень рада меня видеть, а вот мне становилось все хуже. Сердце болело так, словно кто-то сжимал его и пытался раздавить прямо внутри грудной клетки. Воздуха становилось все меньше, и я отчаянно хватал его ртом, но легкие от этого только забивались пылью. Ноги и руки выламывало, но я до сих пор как-то ухитрялся стоять.

Провалы черных глаз с интересом наблюдали за тем, как я пытаюсь дышать. Девушка смотрела на меня до тех пор, пока мое сердце, измученное болью, не перестало биться. Тогда она на секунду зажмурилась, блаженно улыбнувшись. И мои ноги наконец подломились, а я полетел вниз, как марионетка, у которой обрезали нити.

– …нитесь…

Я сдавленно застонал, чей-то голос ударился в уши и стих, но всего на мгновение.

– Очнитесь, пожалуйста! – это уже не просьба, а мольба, причем отчаянная. – Вы ведь живы, да?

– Нет, – пробормотал я, кое-как разлепляя веки, – думаю, нет. Но это сейчас неважно.

Нервозное беспокойство на лице миленькой девушки, сидевшей напротив меня, сменилось удивлением. В первую секунду я решил, что она может быть той неразборчивой фигурой, что я видел. Но нет. Между ними не было почти ничего общего. Передо мной сидело существо, на вид абсолютно безобидное и очень мне кого-то напоминавшее. Бледно-зеленые глаза еще раз бегло осмотрели меня, словно бы проверяя, действительно ли я существую, а не кажусь.

– С вами все в порядке? – уже более спокойным тоном спросила девушка, немного дерганым движением заправляя за ухо прядь длинных черных волос.

– Сомневаюсь, – вздохнул я, наконец поднимаясь на ноги, что удалось мне без каких-либо особых усилий. – Со мной уже давно не все в порядке, но это даже к лучшему.

Вконец запутав бедную девушку, я подал ей руку, помогая подняться. Она смутилась, но руку все же взяла. Внимательно вглядевшись в ее