пятилетней давности, ясный, как вчерашний день.

«Это называется «вдохни и выдохни»».

28. Питер

Все было красным. Луна в небе. Свет в теплице. Кровь, алая и яростная, хлынула из разбитого носа Джеймса Кэмпбелла. Питер покачнулся вперед, перед глазами у него заплясали звезды, в голове зазвенело от удара.

Несколько мгновений назад, будто они ждали сигнала, арсенал трупов зверя ожил. Только что они стояли, как немертвые часовые, сплошь из хрящей и скелетов, а в следующее мгновение начали двигаться, приближаясь к троице в центре оранжереи. Он быстро прикинул в уме, кто находится в помещении. Когда он пришел, их было семеро.

Семеро — это семь членов гильдии, которых он привел к смерти. Он уложил одного, когда впервые вошел в оранжерею, и его желудок скрутило от хруста костей в ладонях, от безвольного падения тела на пол.

Осталось шесть.

Шестеро, в помещении, где он мог видеть только пятерых.

Он вгляделся в тени и не увидел ничего, кроме пятен. Сквозь треск лопнувшей скорлупы и звон разбивающейся глины он услышал одинокий звук шагов.

Он даже не успел повернуться, как холодная сталь впилась ему в бок. С его губ сорвался бессловесный вопль, когда нож выскользнул из него, а затем вошел снова, вонзившись с влажным чавканьем. Где-то в темноте, пронизанной семенами, он услышал, как Уайатт выкрикивает его имя.

Он увидел красное.

Почувствовал вкус красного.

Он подумал о страже смерти, улыбающемся ему, с безмятежным выражением на лице.

Тебе нравится то, что ты видишь? Или это пугает тебя?

Беспорядочное разбрасывание семян начало замедляться, и в комнате воцарилась зловещая тишина. Уайатт перестала кричать. Осознание этого вызвало у него приступ ужаса. Он развернулся, полуослепший, с кружащейся головой, и выбил кинжал из руки закутанного в плащ противника как раз перед тем, как тот нанес третий удар.

Мелькание конечностей, короткая потасовка, и вторая шея хрустнула у него в руках. Тело упало, и он тоже, с силой ударившись об пол коленями. Питер раскинул руки, стараясь не упасть на землю. Боль, раскаленная добела, пронзила его вены.

Несмотря на звон в голове, он осознал, что вокруг него стоит глубокая и сверхъестественная тишина. Оставшиеся трупы стояли по стойке смирно, будто они вообще не двигались. Он поднял голову, ошеломленный и истекающий кровью, и сразу увидел источник изменения.

Уайатт и зверь стояли в центре оранжереи, слившись в поцелуе. Она застала его врасплох… его руки разведены в стороны, открытые ладони — в крови. Она целовала существо так, словно оно было реанимировано, ни разу не глотнув воздуха.

Постепенно напряжение спало, его руки сомкнулись вокруг нее в объятиях. Над головой заработали разбрызгиватели, рассеивая воду. Та окружила их туманом, окутав зимний сад холодной дымкой. В мгновение ока Питеру снова стало четырнадцать лет, камни святилища раскалились у него под ногами, странная, как мурашки, боль пронзила его, когда Джеймс наклонился и поцеловал Уайатт в губы.

У ног Уайатт лежал ингалятор, его полимерный зеленый корпус ярко выделялся на фоне камня. Когда они отстранились друг от друга, в животе Питера поселилось понимание, а щеки Уайатт залил румянец. Джеймс Кэмпбелл уставился на нее, затаив дыхание и сбитый с толку, кровь заливала его лицо, словно краска.

— Уайатт?

— Джейми. Это ты. — Не сдержав рыданий, она заключила его в объятия. На соседней лозе помидоры набухли и стали плотными, стеклянисто-красными. Она почувствовала облегчение, созревающее прямо на воздухе. — Я сделала это. Не могу поверить. Получилось. Сработало.

Джеймс заключил ее в объятия, встретившись взглядом с Питером поверх ее головы. В глубине его взгляда не было ничего жесткого или холодного. Ничего сверхъестественного. Ничего странного. Только теплый, светло-коричневый, пепельный от звездного света, будто он только что очнулся ото сна.

— Питер?

При звуке своего имени у Питера сжалось сердце. Он попытался подняться на ноги, но потерпел неудачу и тяжело рухнул на колени. Перед его глазами поплыли чернильные пятна, и он схватился за раны на боку, чувствуя, как сквозь пальцы просачиваются красные струйки.

— Господи, — сказал Джеймс, отпуская Уайатт. — Питер.

«Ерунда», подумал он, хотя собирался сказать это вслух. Он хотел сказать им, что знает, каково это — умирать, но это было не так. По крайней мере, пока. Но он не мог произнести ни слова. Уайатт опустилась перед ним на пол, ее платье промокло насквозь, глаза были большими, круглыми и испуганными.

— Питер. — Она обхватила его лицо руками. — Посмотри на меня. Посмотри.

Он посмотрел. Ее губы были, как обычно, ярко-красного цвета, с размазанной помадой.

— Ты молодец, — сказал он. — Очень оригинально.

Ее улыбка сменилась сомнением.

— Я импровизировала.

Джеймс подошел к ней сзади, тяжело дыша, словно забыл, каково это — набирать полные легкие воздуха. Его губы были красными, как румяна, щеки раскраснелись, и Питер не мог собраться с силами, чтобы почувствовать что-либо, кроме облегчения. Вот Уайатт, а вот Джеймс, они оба полны красок. Яркие, как фотография.

Они всегда были втроем.

Он примет все, что будет дальше.

— Эй. — Уайатт встряхнула его, и он открыл глаза, глядя на нее снизу вверх. Он даже не заметил, что закрыл их. — Ты можешь идти?

— Конечно, — сказал он, хотя так и остался сидеть неподвижно, воздух со свистом вырывался из его рта. Она покачнулась на пятках, хмуро глядя на него.

— Почему он не встает?

— Уайатт, — позвал Питер, но она, казалось, его не слышала.

— Это не должно было причинить ему вреда, — в ее голосе послышалось беспокойство. — Он должен быть бессмертным.

— Уайатт, — попытался он снова, немного громче, чем раньше.

— Ему все еще нужно поправиться, — сказал Джеймс, проводя рукой по мокрым волосам. — Я уверен, что на это потребуется время.

— Уверен? — выплюнула Уайатт, чувствуя, как нервы превращают ее в нечто раздражительное.

— Ну, да, — насмешливо сказал Джеймс. — Я не врач.

— Уайатт! — рявкнул Питер, прорезав голосом тишину оранжереи. — Посмотри на меня.

Она посмотрела. Уайатт выглядела прелестно в лунном свете, все на ней было красного цвета. Будто искупалась в сукровице. Крещенная кровью. Он был таким идиотом. Ему никогда не нужно было возвращаться домой. Дом был прямо перед ним. «Тысяча маленьких жизней», зверь насмехался над ним, «а ты даже не понял значения этого слова».

Он всегда усваивал свои уроки с опозданием на мгновение.

— Это еще не конец, — сказал он. — Мы выиграли немного времени, но небеса все еще должны быть закрыты. Это значит, что тебе придется сломать кулон.

На переносице у нее появилась морщинка.

— Не знаю, нравится ли мне этот план.

— Не имеет значения, нравится он тебе или нет. Это должно