— Хорошо.

Потом Скопин повел Архипова к лавке Ионыча. Народу на рынке было еще немного, так что дошли быстро.

— Стойте, — сказал вдруг Архипов, хватая Ивана Федоровича за рукав. — Дверь открыта.

Скопин замедлил шаг. Ставни лавки были заперты.

— Плохо, — пробормотал он. — У вас оружие есть?

— Нет.

— Отлично. Пошли, называется, на задержание. Я-то не беру никогда, со мной Мирон ходит. Да и ни к чему мне оружие. Ну ладно, я иду первым, вы — вторым. Если Сбежин уже там, хватаем его за руки и валим на пол. Пошли!

Скопин толкнул ногой дверь и шагнул внутрь.

В лавке было темно и тихо. Скопин посторонился, и следом вошел Архипов. Сквозь щели в ставнях пробивались тонкие лучики света, отражаясь на серебряных подстаканниках, выставленных на широкий прилавок. Скопин приложил палец к губам. Постояв так несколько секунд и кивнув на другую дверь, которая вела в заднее помещение лавки, он громко сказал:

— Сбежин, вы здесь? Это судебный следователь Скопин. Лавка окружена. Выходите.

Ответом ему было молчание.

Скопин сделал несколько шагов к двери, открыл ее и отшатнулся в сторону, ожидая, что преступник выскочит и попытается пробиться к выходу на улицу. Дверь заскрипела, но оттуда никто не вышел. Тогда Иван Федорович достал из кармана спички, пошуршал в коробке и чиркнул фосфорной головкой о косяк двери. С громким шипением спичка зажглась, выбросив струю вонючего дыма. Скопин шагнул внутрь.

Старик лежал у стены на спине с широко открытыми глазами, в которых отразилось пламя спички.

— Не успели, черт! — сказал Скопин. Быстро нагнувшись, он схватил старика за запястье.

— Пульса нет. Но рука еще теплая, — сказал он.

— Я на улицу, — крикнул Архипов. — Надо догнать!

— Пошли!

Сыщики выскочили из лавки, и Скопин свистнул. От соседней лавки отделился молодой Петька Арцаков.

— Быстро! — сказал ему Скопин. — Тот лупоглазый… Бери своих ребят и ищите по всему рынку. Далеко он уйти не мог. Мы пошли в сторону башни, а вы — по краям.

Не дожидаясь ответа, Скопин с Архиповым быстро пошли в сторону громады Сухаревской башни, где находилась биржа извозчиков — Сбежин мог уйти именно туда, чтобы побыстрее скрыться с места преступления.

— Хорошо, что еще рано, — сказал Скопин, размашисто шагая и вертя головой. — А то бы вообще никакой надежды.

— Вон он! — крикнул Архипов и указал в сторону рядов с тряпьем. Там, удаляясь от них, шагал высокий мужчина с длинными темными волосами, слегка сутулясь, левую руку он неловко держал в кармане.

— Тихо, — приказал Скопин. — Догоняем и берем с двух сторон.

Они почти вплотную приблизились к Сбежину, когда тот оглянулся, заметил черную шинель Ивана Федоровича и тут же пустился бежать.

Прохор Силантьевич под утро пришел к дому Сбежина и уже собирался войти в подъезд, как вдруг оттуда вышли трое — один, судя по шинели, из судейских. Второй, молодой, был в теплом сюртуке и шляпе, а третий — из казаков. Они коротко о чем-то посовещались, и казак пошел в одну сторону, а судейский с молодым пошли в сторону извозчика, стоявшего через дом.

Это насторожило Прохора. Он немного постоял, выжидая, пока не приехала полицейская карета.

— Че-то тут такое? — пробормотал Прохор, делая шаг назад и прижимаясь спиной к стене дома, поглубже в тень.

Двое полицейских во главе с давешним казаком вошли в подъезд, пробыли там недолго, а потом, в сопровождении дворника, вынесли тело девушки и погрузили в карету. Экипаж отбыл. Прохор подождал немного, а потом подошел к дворнику.

— Убили кого, дядя? — спросил он.

— А тебе что за дело? — проворчал недовольно дворник.

— Да вот, комнатку ищу, приехал вчера из Тамбова на заработки. Думал, может здесь…

Дворник смерил его хмуро.

— Здесь не сдают, — ответил он. — Это для благородных.

— А! — сказал Прохор, вынимая табакерку. — Отведайте, дядя, нашего, тамбовского. Крепкий, не то что местный.

Он постучал два раза пальцем по крышке табакерки, приглашая угоститься.

— Не, — ответил дворник. — Не балуюсь.

Прохор убрал табакерку в карман.

— Вот вы говорите, дядя, благородные. А я смотрю, и тут всякое бывает!

— Бывает, — кивнул дворник.

И хотя полиция запретила ему рассказывать о произошедшем, однако поделиться новостью хотелось — тем более что бородатый мужик с табакеркой не был местным — так, прохожий, уйдет и поминай как звали.

— Это барин один свою горничную зарезал, — сказал он наконец. — Уж на что приличный, коллекционер. А зарезал! Вот что люди-то творят.

— Ох ты! — притворно удивился Прохор. — А что, барина этого под арест посадили? Теперь уж, благородный ты или нет, а все одно тебе либо Сибирь, либо Сахалин!

— Утёк! — махнул рукой дворник.

Прохор Силантьевич подумал, что надо скорее бежать к Маркелу с докладом о случившемся.

— Ну бывай, дядя, — сказал он. — Пойду я в другое место поищу.

Пройдя пол-улицы, он сел на извозчика и поехал на Пречистенку, на квартиру Маркела Антоновича.

Немного не доехав, он расплатился, соскочил с пролетки и повернул через дворы к лестнице, которая вела в квартиру хозяина. Прохор постучал в дверь, но ему никто не открыл. Постучал еще раз. Из-за двери послышался голос Федота:

— Кто?

— Федя, это я, Прохор! Открой!

Послышался лязг замков, дверь открылась. В прихожей стоял старик Федот с ружьем в руках.

— Это чё? — спросил Прохор, указывая на ружье. — Ворон стрелять, что ли?

— Проша, — глухо сказал старик. — Маркела Антоновича зарезали.

Прохор молча уставился на старика, пытаясь понять смысл сказанного. Наконец, он уяснил слова Федота и пораженно отступил на шаг.

— Как зарезали? Кто?

— Племяш его, Леонид Андреевич.

Старик вдруг выпустил ружье из рук. С громким стуком оно упало на пол. Прохор едва успел поймать оседающего Федота.

— Моя вина! — плачущим голосом пробормотал старый. — Сам впустил! Прости меня, Маркел Антонович, благодетель!

Усадив Федота на пол, Прохор быстро прошел в спальню и увидел страшную картину убийства. Он провел тут несколько минут, лихорадочно соображая, что делать дальше, потом вернулся в прихожую.

— Слышь, Федот, ты сейчас запрись изнутри, — приказал он. — И никого, кроме меня, не впускай, понял? Я скоро вернусь и все устрою.

Старик на полу тонко подвывал, кляня себя в роковой ошибке. Прохор быстро вышел на улицу — извозчик, на котором он приехал, все еще стоял у тротуара неподалеку.