Несколько мгновений он не двигался с места, а затем неожиданно наклонился, нависнув надо мной:

– Ты понимаешь, что наделала, дура? Ты только что отдала Кастилию своему отцу. – Он поднес к моему лицу мясистый кулак. – Ты напишешь кортесам. Скажешь им, что не намерена лишать меня моих законных прав.

Я встретилась с ним взглядом:

– Вряд ли.

– Эй, посол! – не оборачиваясь, рявкнул он.

Вошел дон Мануэль. Я испепелила его взглядом, превозмогая отвращение. Явно нервничающий секретарь за его спиной поспешно положил на стол пергамент. Взяв за руку, Филипп подвел меня к столу:

– Ты подпишешь письмо, или я отдам Лопеса на растерзание моим псам.

– Не посмеешь, – усмехнулась я, пробегая взглядом по написанным сжатым почерком строчкам.

Вне всякого сомнения, они провозглашали крах всех моих надежд. Меня пронзил внезапный ужас.

– Скажи ей, – велел Филипп дону Мануэлю.

Посол шагнул вперед:

– Ваше высочество, дон Лопес в тюрьме. Он обвиняется в шпионаже и измене. К тому же здоровье его очень плохо после… допроса. Боюсь, если ему не оказать врачебной помощи, он умрет.

Я не обращала на него внимания, не сводя взгляда с Филиппа.

– Что ты с ним сделал?

– Только то, чего заслуживал этот жалкий шпион. Сперва его положили на дыбу и растягивали, пока не треснули кости. Но он оказался чересчур силен. Или упрям? Вас не поймешь. Потом его подвергли воздействию хитроумного орудия под названием «сапог», разработанного, кстати, вашей же святой инквизицией. И оно развязало ему язык.

– Ты… ты его пытал? Но он мой слуга!

– Твои фрейлины будут следующими, – добавил Филипп. – Твои любимые Беатрис и Сорайя. – Он вздохнул. – Жаль! Так или иначе, долго они не протянут. В их камере едва помещаются они сами и крысы.

Я пожалела, что я беременная женщина, а не мужчина, который мог бы проткнуть его мечом. Именно в этот миг я поняла, что он не колеблясь запытает и убьет тысячи женщин, если потребуется. Жажда моей короны, жажда власти затмила в нем все остальные чувства.

Ради удовлетворения собственных амбиций он готов был пойти на все. Сумасшедшей была вовсе не я, а он – обезумевший от власти и чрезмерного самомнения.

Я взглянула на письмо, заставив себя сосредоточиться, и меня словно окатило ледяной водой. Оно было адресовано кортесам. Пропустив обычные приветствия, я добралась до сути, и у меня перехватило дыхание.

Поскольку мне известно, что в Испании говорят, будто я сошла с ума, мне должно быть позволено выступить в свою защиту, хотя меня удивляет, как могли возникнуть столь лживые слухи, ибо те, кто их распространяет, выступают не только против меня, но и против самой испанской короны. Повелеваю известить всех, кто желает мне зла, что ничто, кроме смерти, не заставит меня лишить моего мужа его законного права на власть над Кастилией, которую я вверю ему по прибытии в наше королевство.

Написано в Брюсселе в мае месяце 1505 года.

Я, королева Хуана

Я взглянула на дона Мануэля:

– Полагаю, ваша работа?

– Просто подпиши, – прорычал мой муж. – На вопросы нет времени.

– Действительно. – Наслаждаясь моментом, я отвернулась и направилась к креслу. – Зато у меня, похоже, времени более чем достаточно. Вы послали кортесам письмо, заявив, будто я сошла с ума. Теперь вы хотите, чтобы я заявила обратное. Может, все-таки решите, чего вам хочется? А до тех пор от моего имени правит мой отец, пока я не распоряжусь иначе.

Лицо Филиппа исказилось от ярости. Дон Мануэль махнул рукой:

– Вы совершаете серьезную ошибку, ваше высочество. Ваш отец носил свой титул в Кастилии благодаря вашей матери, которой теперь нет в живых. Соответственно, права на титул он больше не имеет, и даже кортесы не могут пойти наперекор всеобщему мнению. Фернандо Арагонского никогда не любили, и править от вашего имени он не будет.

– Что вам известно о моем отце? – возразила я. – Вы ему и в подметки не годитесь! Он раздавит вас каблуком, словно жалкую жабу, каковой вы и являетесь, а я ему только поаплодирую.

В его выпученных глазах мелькнул страх, тем не менее он заявил:

– Ваше высочество, большинство грандов послали либо письма, либо представителей, дабы принести клятву верности его высочеству. Если вы рассчитываете когда-либо взойти на трон, вам стоило бы подумать, прежде чем отказывать нам в столь простой просьбе.

Я посмотрела ему в глаза, сжав кулаки на коленях. Демагогия – искусство дипломатии. Двое вполне могли играть в эту игру.

– Хорошо. Но у меня тоже есть несколько просьб.

– Сейчас не время торговаться! – Филипп ударил рукой по столу.

Я холодно улыбнулась:

– Я – королева Кастилии, и без моей подписи на этом письме вам даже мулу в Испании ничего не приказать.

– Она права, ваше высочество, – пробормотал дон Мануэль. – Мы теряем время.

Филипп яростно уставился на меня:

– Чего ты хочешь?

– Моих фрейлин. Еще ты освободишь Лопеса и отправишь его назад в Испанию. И никакой стражи: я беременна твоим ребенком и пленницей быть не намерена. Если все это сделаешь – подпишу твое письмо.

Глаза его вспыхнули. Будь мы одни, он наверняка бы избил меня, чтобы заставить подчиниться. Но мы были не одни. Он взял с собой дона Мануэля и своего явно нервничающего секретаря, чтобы те засвидетельствовали мою «добровольную» подпись. Ему вовсе не хотелось, чтобы пошли слухи, будто он вынудил меня силой.

– Ладно, – буркнул он. – Подписывай.

Я встала:

– Дон Мануэль, вы слышали моего мужа. Прошу вас напомнить ему о его обещаниях.

Подойдя к столу, я обмакнула перо в чернила и поставила подпись.

Филипп вышел. За ним поспешили дон Мануэль и секретарь. Только теперь я схватилась за край стола, чувствуя, как подкашиваются ноги. Впервые я ощутила, как толкается дитя в утробе, и восприняла это как знак.

Я одержала победу. Ужасной ценой, но все равно победу.

И я знала, что точно так же шаг за шагом выиграю войну.

* * *

Дни тянулись без конца. Стражу сняли, и я снова могла свободно передвигаться по дворцу, но не выходила из своих покоев, зная, что, как только мое письмо достигнет Испании, те немногие, кто оставался предан моему отцу, могут перейти на сторону Филиппа, обещавшего богатства и титулы. Я сама сказала, что сделаю его королем, и лишь самые отважные или глупые могли теперь поддерживать отца. Быть может, отец все же сумеет убедить кортесы, что моя подпись получена силой, ибо я никогда добровольно не лишила бы его права защищать мое королевство, – я молилась об этом.