Я послушно повернулся. Луч надолго задержался на фотографии. Затем динамик снова затрещал.

— Теперь вижу, что свои. Проходи, поговорим.

Рядом со мной затормозил «патрол» сербов. Братья-славяне выбрались наружу и приятельски помахали невидимому пулеметчику. На меня они старались не смотреть: понимали, что никому не пожелаешь оказаться перед выбором, перед каким оказался я, но одобрить и простить мои действия Горан и Зоран тоже не смогли. Выбрали молчание как самый надежный метод дипломатии.

Мы прошли в сторожку и столкнулись лицом к лицу с пожилым бодрым мужчиной в брезентовом плаще.

— Здравствуйте, хлопцы, — он приветственно поднял руку.

— Здравствуйте, дядя Миша, — ответил за всех Зоран.

— Значит, прорвались… молодцы, — сказал мужчина. — А где отец Александр?

В сторожке повисло молчание. Сербы уставились себе под ноги. Я рассматривал старинный, до блеска начищенный самовар, стоявший на столе.

— Понятно, — погрустнел дядя Миша и кивнул на меня. — А это кто?

— Друг отца Александра, — хмуро произнес Горан.

— Ну раз друг, — вздохнул мужчина, — то проезжайте. Корпус 2-А.

Лагерь имени Константина Заслонова был построен в благополучные застойные годы. Предназначался он для отдыха пионеров, а также их родителей, в свободные от детских заездов месяцы. В глазах рябило от спортивных площадок, здания не отличались архитектурными изысками, но вмещали много койкомест. Рядом с большим декоративным прудом белела громада летнего кинотеатра. Чуть поодаль располагалась вымощенная плитами площадка для проведения пионерских линеек с сохранившейся металлической мачтой и даже обрывками флага на ней…

Корпус 2-А находился в глубине лагеря, в окружении стройных рядов вечнозеленых пушистых деревьев. Я остановил КамАЗ перед стеклянными дверьми. Рядом припарковались оставшиеся на ходу машины колонны. Сербы загнали свой джип на место, которое когда-то было цветочной клумбой.

— Когда будут вертолеты? — спросил я у Горана.

— Завтра утром.

Я хотел спросить, нельзя ли поторопить летчиков, но серб не стал меня слушать и принялся осматривать днище «патрола». Наверное, он размышлял, стоит ли объявить мне бойкот. Я помог Свину выбраться из кабины КамАЗа. Поскольку поклажи у нас не имелось, мы сели на скамейку перед входом в здание и углубились в созерцание.

Уставшие колонисты медленно выгружали свой скарб. Аня пошла искать знакомых в других корпусах. Безутешный писатель детективов сидел на бордюре, обхватив голову руками, и плакал. Гламурный фотограф, тоже много потерявший в бойне у моста, проявлял участие, то и дело пытаясь всучить ему очищенные апельсины. Детективщик, не глядя, бросал их на землю, в лужи. Мутная вода мгновенно перекрашивала оранжевые дольки в грязно-серый цвет. Я жалел детективщика, жалел апельсины, но у меня хватало своих проблем, чтобы лезть к кому-то с утешениями.

После нескольких минут сидения на мокрой скамейке мы со Свином признали, что приняли опрометчивое решение, отряхнули воду с чресел и отправились на осмотр лагеря. Задание Ангела ведь никто не отменял…

Воздух, несмотря на холод и дождь, пах какой-то томной сладостью. А может, дело было в энергетике. Я не видел ее и довольно скептически относился к высказываниям вроде «у этого места хорошая энергетика». Однако сейчас я почти согласился признать свою неправоту. Лет сорок или даже пятьдесят в этом месте люди только отдыхали. У себя на работе они могли решать важные политические или экономические проблемы, могли ненавидеть, предавать и завидовать. Здесь же все расслаблялись, отодвигали свои проблемы в сторону и наслаждались солнцем, морем, детским смехом и легкими курортными флиртами. Вероятно, часть этих эмоций навсегда осталась в воздухе, въелась в стены зданий, пропитала корневую систему деревьев…

— Что будем делать? — спросил я у Свина.

— Надо найти ребят из «Обломков».

— А Троцкая? Она ведь может стать катализатором энергетической атаки.

— Сначала — ребята, — хрюкнул Свин. — Посмотрим, все ли у них в порядке. Троцкую оставим на потом.

— Как скажешь, — поднял воротник тренча я.

Людей в лагере было мало. Огни горели всего в нескольких корпусах. Нам повезло: искомый объект оказался в первом же здании, в которое мы вошли.

Это был клуб, со всеми полагающимися клубу атрибутами: просторным фойе, большим актовым залом и даже буфетом, закрытым, правда, на большой амбарный замок. В фойе среди разбросанных на полу вещей сидели люди — примерно такой же контингент, как и прибывший с нами из Черноморска.

— Мы ищем группу «Обломки кораблекрушения», — обратился я к группе подростков, терзавших замызганный «Тетрис».

Один из них молча указал нужное направление рукой. Я толкнул дверь с выцветшей табличкой «Костюмерная» и пропустил Свина вперед. Мы оказались в комнате, забитой сценическим реквизитом. Судя по всему, в лучшие времена лагерь частенько навешали гастролирующие театральные труппы. На тонких алюминиевых вешалках висели и наивные в своей разноцветности костюмы для детских спектаклей, и побитые молью шинели красноармейцев, и гусарская форма с аксельбантами из бельевой веревки. Пахло пылью и нафталином.

Посреди комнаты я увидел большой стол, уставленный полупустыми пивными бутылками. На истертом велюровом кресле лежал свежий номер журнала «Керранг». Вокруг стола расположились несколько молодых людей в джинсах и проклепанных кожаных куртках. Они о чем-то ожесточенно спорили.

Дискуссия была напряженной: спорщики не обратили внимания не только на меня, но даже и на Свина, несколько раз громко хрюкнувшего, чтобы обозначить наше вторжение.

Опасаясь прервать разговор, я облокотился на пыльный красный барабан и прислушался.

— К черту этого продюсера! — решительно утверждал высокий молодой человек со стянутыми в хвост русыми волосами.

Его оппонент — крепыш среднего роста с невообразимо лохматой шевелюрой — говорил менее эмоционально, но с нажимом.

— А деньги?

— Что «деньги»?! — кипятился высокий. — Мы пели без денег два года. И ничего, неплохо получалось…

— Да, но он выведет нас на международную арену…

— Выведет, но не нас.

— А кого?

— Прилизанных говнючков, которые будут лабать песенки о неразделенной любви для малолеток!

Крепыш взял бутылку пива со стола и поднес ко рту красивым движением — подобным образом пьют пиво байкеры в рекламных роликах «Гиннеса».

— Все так начинали! Возьми, к примеру, «Битлз»…

— А ты что, слышал «Битлз» до того, как они попали в лапы Эпштайна? — не унимался высокий.

— Мне тоже не нравятся «Битлз», — вступил в разговор третий участник группы, одетый, в отличие от своих товарищей, во все джинсовое, — сплошной сахар. Не понимаю, почему от них все так тащатся…