— Нет, отец, не любитель. Так что если ты решил заказать спиртное, то без меня, себе заказывай на одно лицо.

— Ну и ладно. Не так часто мы видимся, сто грамм мне полезно. Заодно после накрутки выдохну.

— Что, полоскало руководство?

— Рабочие моменты, и говорить нечего про это. У тебя как?

— Знаешь, если скажу, что лучше и не бывает, то не совру.

— Верю. Мы в своих провинциях тоже газетки почитываем, да. Недавно ваша «Черным по белому» у нас в киосках продаваться начала, представляешь! Мы с Верой никому не кукарекали про твои успехи, но кое-кто не то сам допетрил, не то подсказали компетентные товарищи. Как же: фамилии членов редколлегии в каждом номере печатаются, а твоя так на первом месте!

— Так принято, я же исполняю функции главреда.

— Вот и я о том же! Сын еще институт не закончил, а уже главный! Редактор! — Сто грамм водки для взрослого мужчины немного, в самый раз. В самый раз, чтоб он выдохнул и начал ощущать позитив.

— Мы с Верой, честно сказать, когда ты первый номер прислал, всю газету от корки до корки… Да. А когда увидели родную фамилию не только под статьей, да еще и в списке… Да. Мать даже предположила типографские штучки типа шутки.

— Смешно.

— Да понятное дело, что смех. По всему Союзу газета продается, а с нового года доступна к подписке. Какие уж тут шутки. В горисполкоме я теперь звезда. Редактор нашего «Знамени» тебя своим учеником считает, мол он зеленую улице тебе открыл, путёвку в жизнь дал. Что тебя сначала «Комсомолка» напечатала, уже не помнит.

— Отец, хорош дифирамбы мне петь. Вы как сами?

— Нормально. Мы работаем, Павка учится, второй курс потруднее ему даётся, но тянет. Между прочим, почаще некоторых приезжает.

— А чего там ехать, небось в областной ВУЗ поступил, не за тридевять земель.

— Ну не всем же в МГУ поступить судьба. Кстати, ты на Новый год домой приедешь?

— Даже обещать подумать не буду, отец. Вспомни, что у вас в конце года творится, и прикинь, что мы с января девяностого на новый тираж выходим. Да еще с подпиской. Кстати, вы подписку на мою газету оформили?

— Конечно! На твою газету. Звучит. Ты «И. О.» главного редактора долго еще будешь? На жирном окладе.

— С окладами, папа, беда. Мы все пока общественная редакция. Редактура, правка, макеты — всё чисто на энтузиазме.

— Ничего ж себе, субботник! Так тебе денежек надо подкинуть, Мишка. Сейчас я гляну, сколько у меня. А потом переведем еще. Блин, Вера тебе когда последний раз перевод посылала? — Отец вскинулся, решив, что они с женой опять забросили своего старшего. Как в детстве.

— Успокойся, батя. Нормально у меня с деньгами, впору вам самим помогать.

— Это с каких?

— Работа в редакции бесплатная, а гонорары за статьи никто не отменял. Во всесоюзной газете, чтоб ты знал, нормально так платят за строчку.

— О как. Я помню, тебе из Москвы хорошие переводы приходили за твои статьи. А печатаешься часто. Ну да, сам же главред… Круто ветерок задул, Михаил. Да. А когда вам варяга на плечи посадят, небось прямо с первого января?

— А вот с этим всё сложно. — Михаил состроил самую трагическую мину, — видать мне им и быть. Так сказать, инициатива имеет инициатора.

— Да ладно! Главным редактором? Ты? На постоянно⁈ — Пап Дима жил советскими реалиями, для него главный редактор центральной газеты сравни генералу. Он не знал, что через пару лет этих самых газет наоткрывают столько, что и не вышепчешь. Наверное.

— Да чего ты, батя, так всколыхнулся-то! Молодёжная газетка, едва-едва известная.

— Ну да, едва-едва. Про вас даже вражьи голоса вещают. Ты сам там смотри в этой связи не подставься. Шутки про КГБ хороши, пока они шутки. А как придут товарищи…

— Уже, пап.

— Что уже? Уже пришли? И что?

— Как комсомолец коммунисту скажу без передачи. Даже маме молчи.

— Да говори уже, не скажу, не дурак.

— Короче, я тоже теперь там. Через полгода обещают лейтенанта. После сборов.

— Это потому, что ты в газете?

— А вот это уже лишний вопрос. Что и почему не могу тебе сказать. Просто имей в виду, у меня всё под контролем.

— Да сын, как ты пёр танком в школе, так и в институте не снижаешь темп. Я думал, сидишь тихо, напрыгался. А ты разминался, выходит. — Корчагин-старший смотрел на часы и прикидывал, стоит ли ему заказать еще водки или… Или попросить бутылку с собой. Чай не общепитовская точка, кооперативная. Здесь кто платит, тот и условия диктует.

— Отец, не надо. Не налегай. До дома доедешь, утрясётся по пути в голове. А уже дома дерябнешь за всё хорошее. Маме Вере от меня привет и извинения, сам теперь понимаешь, какая у меня запара уже третий месяц. Учиться едва успеваю, спасибо деканату, кое-что засчитывает автоматом нашей группе. А то бы хана.

— Я понимаю, Михаил. Сам смотри, наше дело стариковское родительское, мешать и нудеть под руку не станем. А хорошо я к тебе заскочил!

— Просто здорово, батя! Я тоже по вам скучаю. — Даже странно, но эти слова у Михаила выскочили сами, совершенно искренне. Если разобраться, то кроме тех трех людей у Дмитрия в этом мире никого и нет. Всё время вперед, всегда с прицелом на будущее. Какие там друзья, одни полезные знакомые. Да и не может быть дружбы между пожилым человеком и сопливыми подростками или двадцатилетними юнцами.

Посадить отца в вагон — это даже не обсуждается. В его блокноте своей рукой написать коротенькое письмо мама Вере — ей будет приятно. Пашке передать привет на словах и приглашение в гости. Но не как снег на голову, а по