– Сдается мне, паря, что я только добро перевожу. Ну, рисковать не будем. От сепсиса никто не застрахован.

– А куда ты добро перевозишь? – спросил Тим.

– Что? А-а… Это я так, в переносном смысле. Заживает все на тебе быстро. Слишком быстро. Вот я и подумала, может, тебе вообще лекарства не нужны? Может, ты у нас из этих самых?

– Из каких?

– Да из этих… – с ударением на последнем слове произнесла ключница. – Не лечить бы тебя вообще, и посмотреть, что… Ладно, я пошутила. Помрешь еще без моих снадобий.

– Ты не думай, я расплачусь, – сказал Тим. – Если надо, то хоть сейчас. Я смогу.

После «кровогона» в голове у Тима зашумело. И по телу пошел бодрящий жар. Правда, в пот сразу бросило. Но это, возможно, от того, что силы прибывают?

«Эх, приятно все-таки пахнет от Марфы, – подумал Тим. – Интересно, чем она мажется? Дорогая, наверное, штука. Надо бы узнать, отработать и подарить потом Алене».

– Верю, что сможешь, – сказала Марфа. – Иначе бы не возилась с тобой. Но сытный ужин для тебя сейчас важнее.

И они пошли в столовую. Вернее, на кухню. Она находилась неподалеку – сначала сотня шагов по коридору, а затем налево. На кухне топились сразу две огромные печки, сложенные из кирпича, а около длинных разделочных столов суетилось несколько женщин – что-то рубили, резали, перемешивали, ставили на варочную плиту, уносили и приносили…

Марфа посадила Тима в углу возле тумбы и сказала, что сейчас его покормят. А у нее дела. Пусть лопает и ждет ее.

Тим так и поступил. Знакомая толстая повариха принесла похлебку из брюквы, кусок мяса на кости, ячменные лепешки и кружку киселя. Помня о вчерашнем «экцессе», Тим не рискнул интересоваться происхождением мяса, а быстро умял ужин. И стал дожидаться Марфы.

Но ключница все не шла. Тим посидел без дела минуту-другую и заскучал. Смотреть не на что и поговорить не с кем. И даже не приляжешь удобно, как в клетке. Да еще заныла раненая нога. Тим ее вытянул и едва не сделал подножку поварихе. Она как раз тащила здоровенную кастрюлю и с ходу заорала:

– Ты чего ходули расставил, дубина стоеросовая?! Наелся и вали отсюда, ёпрст. Думаешь, если Марфин любимчик, ёпрст, то можно борзеть? Чего, ёпрст, уставился?

Тим подумал несколько секунд и решил свалить. Ну, раз выгоняют… Он же не по собственной воле. И вообще, почему он во всем обязан слушаться Марфу? Она же не охранник с автоматом.

И Тим вышел в коридор. А там вдруг сообразил, что совсем рядом находится лазарет. И направился туда. А чего? Ходить ему никто не запрещал. А то, что Марфа велела ждать на кухне, так, опять же, повариха…

Женскую палату Тим нашел быстро. А чего не найти, если дорогу он запомнил еще вчера? Дверь, как и вчера, была нараспашку. Тим заглянул за косяк дверного проема и увидел Алену. Она полусидела на топчане, подложив под спину подушку, и перекладывала из одной миски в другую какие-то зерна. Заметив Тима, негромко охнула.

– Это я, – сказал Тим, медленно приближаясь к девушке. – Ты чего, испугалась?

– Немного. Я не ожидала… А что с тобой? Почему столько пластырей? Ты дрался?

– Да так, пустяки, – сказал Тим, присаживаясь на край топчана.

– Какие же это пустяки? – в голосе Алены чувствовалась тревога. – А ну рассказывай!

– Ну… Ну, понимаешь… – Тим подумал, что, наверное, кое в чем он должен признаться. – Понимаешь, мне приходится драться на арене. Чтобы заработать монет. Иначе тебя не будут лечить. А меня выгонят со Стадиона.

– Но ты же отдал им цепь?

– Отдал. Но… В общем, старшина маркитантов меня немного обманул.

– Гермес?

– Он самый.

– Я догадывалась, что такое случится. – Алена глубоко вздохнула. – Еще бы. Маркитанты кого угодно вокруг пальца обведут… Сколько монет тебе платят за бой?

– Мне платят натурой.

– Это как? – Глаза девушки округлились.

– Один бой за сутки проживания здесь. Вместе с едой и снадобьями. Ну и за лечение, конечно.

О своей дополнительной «отработке» перед Марфой Тим благоразумно решил не упоминать. Было у него предчувствие, что Алене это не понравится. Еще переживать начнет, что он слишком много работает.

– Это вся плата за смертельный бой???

– Ну да. Мне сказали, это называется «все включено». Очень удобно. Так мне сказали.

Алена негромко рассмеялась. Но судорожно как-то. И провела ладонью по лицу.

– Эх, Тим…

– Наверное, это маловато, – сказал Тим. Он все понял из очень выразительной интонации девушки. Ну да, дурак он, конечно. – Я понимаю, но… Так я договорился с Гермесом. Наверное, я должен изменить договор.

Девушка расстроенно покачала головой:

– Вряд ли торгаши согласятся… Господи, ты каждый день сражаешься на арене. Как это ужасно!

– Я справлюсь. Я уже привык, – сказал Тим. – Как ты? Тебе лучше?

– Лучше. Сегодня я даже прыгала с костылем. – Она кивнула на сучковатую палку у стены. – Правда, пока очень плохо получается. Тебе надо продержаться хотя бы три-четыре дня. Нога заживает быстро, и мы уйдем отсюда.

– Я продержусь. А что ты делаешь? – Тим кивнул на миску с зернами.

– Что делаю? Перебираю ячмень. – Алена показала крупное, с ноготь, зерно. – Марфа велела, чтобы я не валялась без дела. Да мне и самой скучно.

– Это из них кашу варят?

– Ага. И муку делают. Говорят, что до войны зерна ячменя были очень мелкие. А сейчас он мутировал, и зерна очень сильно набухают в воде – одной жменей можно человека досыта накормить. Но надо регулярно перебирать, чтобы жуки не завелись… А ты сегодня один пришел. Тебе стали больше доверять?

– Вроде этого… Мне надо тебя спросить. Ты знаешь таких людей: хромого Михея и Черпака?

Алена ответила через паузу:

– Да, знаю. Михей наш скорняк. А Черпак охотился и мед собирал. А ты…

– Подожди. А Глашу знаешь – дочь Еремея?

– Конечно! Она моя двоюродная сестра. Мы росли вместе. И до сих пор живем в одной избе на двух хозяев – двухатка называется. Жили, вернее… Но откуда ты…

– Я узнал об этом от Михея. Сейчас расскажу…

И Тим торопливо пересказал историю, услышанную от покойного Михея. Когда закончил, Алена прикрыла лицо рукой и молча сидела так некоторое время. Затем глухо проговорила:

– Значит, Михей и Черпак погибли… Когда они ушли из этого схрона?

– Примерно неделю назад, – сказал Тим. – Вроде бы так.

– Неделю назад… Много уже прошло. Если Еремей был при смерти, вряд ли он столько протянет… – голос девушки дрогнул. – Бедная Глаша…

– Как думаешь, она еще жива? – спросил Тим.