полицейские были расстреляны вместе с семьями на еврейском кладбище. Это была последняя братская могила для тех ченстоховских евреев, тех, кто был убит на месте и избежал долгого и мучительного пути в лагерь уничтожения поблизости от деревни Треблинка.

Когда я возвращаюсь с дневной смены, наши рассказывают, что Лют отказался отдать Бернарда Курлянда. Он якобы утверждал, что Курлянд ему необходим для успешного руководства фабрикой. Лагерный «телеграф джунглей» на удивление хорошо информирован.

Через два дня, 22 июля, Дегенхардт вновь появляется в заводоуправлении, на этот раз он один, с ним только его шофер, Вилли Ункельбах. Они привозят приказ – ни одного еврея из полиции и Еврейского совета не должно остаться в лагере Хасаг-Пельцери. Курлянд – последний член Совета, учрежденного немцами в октябре 1939 года. Бернарда Курлянда вызывают в контору и Дегенхарт забирает его в помещение охраны.

В лагере ходило много разговоров, что произошло между Дегенхардтом и Курляндом. Слухи идут в основном от охранников, которые присутствовали при этом разговоре – их разрозненные сведения в общем совпадают.

В присутствии нескольких человек Дегенхардт заводит старую песню о нелояльности, о том, что Курлянд, зная о существовании организации БЕО, не доложил о ней немцам. Ему предоставляется последняя возможность спасти свою жизнь, рассказав о том, что он знает о нынешней деятельности БЕО.

Но охранники рассказывают в основном о пророческих последних словах Курлянда, которые мы долго потом повторяли. Курлянд обращался к Дегенхардту, но он говорил довольно громко, и все слышали, что он сказал: «На часах твоей судьбы, Дегенхардт, без пяти двенадцать. Ты можешь убить меня и других, но часы остановить ты не можешь, и ты не избежишь неизбежного. Твоя судьба от тебя не уйдет. И ты, и другие, вы все ответите за то, что вы с нами сделали и что еще собираетесь сделать».

Даже немецкие охранники потрясены его мужеством и достоинством.

Бернард Курлянд, известный в городе спортсмен, был высоким, сильным и бесстрашным человеком. Дегенхардт побоялся к нему подходить и попросил других связать ему руки, причем даже не веревкой, а металлической проволокой. После этого Курлянда увезли на кладбище и там Вилли Ункельбах его расстрелял. Дегенхардт по-прежнему в стороне. Он своими руками не убил ни одного еврея.

Мы долго оплакивали Бернарда Курлянда, может быть, главного героя ченстоховского гетто. Многие скорбят о нем и сейчас. Это был мудрый, мужественный и достойный человек, который, несмотря на жуткие, нечеловеческие условия, в которые он был поставлен, сумел сохранить гордость и несокрушимую верность по отношению к своим товарищам по несчастью. Он ни разу нам не изменил. Для нас он – символ еврейского мужества и достоинства в этой странной войне с безоружными людьми.

Как я уже говорил, Курлянд был последним из той еврейской администрации, которую немцы назначили через неделю после оккупации. Погиб последний член Еврейского совета, никого не осталось из полиции. Потом мы услышим критику в адрес отдельных полицейских, особенно последнего начальника, Парасоля, что они иногда действовали неразумно, сгоряча, вспоминали нелюбезность председателя квартирной комиссии Коленбреннера. Не особенно достойно вел себя и доктор Шперлинг, начальник медпункта в гетто и в Хасаг-Пельцери. Но все сходятся в общей оценке – еврейская администрация не была коррумпирована ни властью, ни немцами – они выстояли. Это заслуживает восхищения и преклонения, если учесть обстоятельства, в которых они работали. Лживые обещания немцев, угрозы их семьям… они фактически были заложниками. Принципы, исповедуемые Леоном Копински, председателем Совета и Анисфельтом, бывшим директором нашей гимназии, отвечавшим за подбор людей в еврейскую администрацию, оказались прочными. Они сделали все, что могли – больше от человека требовать нельзя.

Наша еврейская администрация помогла нам, тем, кому удалось выжить, сохранить человеческое достоинство и веру в людей, выйти из этой мясорубки с меньшими психическими травмами, чем это могло бы быть. Она помогла нам подготовиться к нормальной жизни в мирном обществе после войны.

Оставшиеся бойцы растерзанной БЕО тоже выживут, во многом благодаря поддержке нашей мужественной администрации. Им удавалось работать и в Большом и в Малом гетто, и даже в лагере, как потом выяснилось. БЕО не имела никакой поддержки извне, никто не хотел сотрудничать с ними, пока, как я уже писал, они не наткнулись случайно на одну из групп Гвардии Людовой в лесах под Конисполем и Злоты Поток.

Самое меньшее трем группам бойцов БЕО удалось бежать из Малого гетто и из Хасага. Они постоянно беспокоили оккупантов своими вылазками. Что касается поступка двоих ребят из БЕО при ликвидации Малого гетто – что ж, во всяком случае, они порядком напугали немцев, и самое главное, они заставили нас уважать себя. Мы, те, кто пережили войну, будем всегда вспоминать их и гордиться ими, несмотря на то, что они навлекли на нас репрессии. Возможно, это и не повлияло на решимость немцев уничтожить нас – таков был приказ – но немцы получили возможность как-то оправдать свои зверства.

Потом мы узнали, какой вклад внесли в дело сопротивления солдаты БЕО, бывшие в заключении в Гута Раков-Пельцери. Они должны были очищать и плавить в доменных печах снаряды с восточного фронта. В снарядах содержалось немало пороха – и долгое время как АК, так и Гвардия Людова пользовалась этим порохом для изготовления взрывчатки.

Лют назначил вместо Курлянда его ближайшего помощника, Зильберзака, с единственным теперь сотрудником – Марци Краузе. Оба они – хорошие люди и стараются сделать все, что от них зависит, но им не хватает мужества и авторитета Бернарда Курлянда. Зильберзак, его жена и Марци Краузе остались в живых. Они недавно умерли естественной смертью – Зильберзак в Торонто, Марци в Чикаго. Они до конца дней были окружены уважением и любовью. Сестра Марци, Реня, тоже пережила войну. Она долго скиталась по разным странам, пока наконец не осела в Буэнос-Айресе, выйдя замуж за другого узника Хасага, Митека Шидловски.

Моя жена Нина и я последние шесть лет проводим летний отпуск с Реней Шидловски и ее мужем во Флимсе – крошечной деревушке в прелестной долине у подножья Альп в восточной Швейцарии. Несмотря на тяжкие воспоминания, мы не можем от них удержаться. Годы в Большом и Малом гетто, принудительные работы, лагерь, Еврейская гимназия и гимназия Аксера, где училась Реня, наши учителя, из которых выжили только двое… Мы вспоминаем Люта, Дегенхардта, лейпцигскую полицию, Клемма, Штиглица, нашего мастера в Хасаге, Леона Копински, директора Анисфельта, Бернарда Курлянда, еврейскую полицию, Зильберзака. Мы вспоминаем умершего в 1994 году Ренина брата Марци, и многих, многих других.

Нас, тех немногих, которые выжили, тянет друг к другу, объединяет потребность говорить о происшедшем, вспоминать наших героев