Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Помочь, товарищ майор? — остановился сержант, когда я выматерился.
— Сам! Беги давай! На, сука! На, морда арийская! — Хорошие у меня сапоги, не какие-нибудь хромовые, а настоящие, красноармейские, чуть обрезанные. Главное, что немцу сейчас ну очень плохо. Пинал я его тоже не просто так, а по свежей повязке. Пусть будет так же хреново, как и мне.
В хате приглушенно хлопнул пистолетный выстрел, потом второй. Пришлось срочно прекращать развлечение и готовить оружие.
— Ну чё, урод? Хватит тебе? — тяжело дыша, поинтересовался я, тревожно поглядывая на халупу, а когда из нее показался Кречетов, с интересом крутивший головой, ощутимо расслабился.
— Вы не имеете права избивать меня! Я военнопленный! — вдруг заявил немец на чистейшем французском языке.
— Ты мне поговори еще. Если бы сам сдался, то да, военнопленный. А у тебя оружие было, которого тебя лишили, так что забудь, под понятие военнопленный ты никак не попадаешь. «Язык», вот более точное определение. А с «языками» у нас разговор короткий.
— Товарищ майор, смотрите, что тут есть! — окликнул меня сержант, показывая снятую с одного из татар самую настоящую снайперскую винтовку. Та же мосинка, только с прицелом.
— О, то, что доктор прописал! Сам ею пользуйся, не с моим плечом стрелять из подобной дуры. Автомат есть?
— Нет, товарищ майор, я уже и машину обшарил, и дом осмотрел, только три винтовки и три пистолета. А еще граната у снайпера была.
— Кстати, в доме что было? Что за выстрелы?
— Карга какая-то налетела. С ножом.
— Убил?
— Нет, рука не поднялась, пугнул и в комнате запер, там щеколда была.
— Ясно. Ты оружие уже все погрузил? Давай фрица вяжи и в багажник его…
— Я Ганс! — возмутился немец, с интересом прислушивавшийся к нашему разговору. Русский он вряд ли знал, просто понял, когда я в него пальцем ткнул и назвал фрицем.
— Да по мне хоть Боря Моисеев, результат тот же будет. Сиди тихо, штаны суши.
Кречетов с хеканьем погрузил связанного летчика в багажник на его же парашют.
— Все, валим отсюда! — приказал я, подходя к водительской двери.
Почти в это же время где-то вдалеке раздался выстрел, слегка приглушенный расстоянием.
— В машину!
«Опелек» завелся с ходу. Дав по газам, я на второй скорости рванул с места, развернувшись на крохотном пятачке.
Классная машина, у меня такая же была, когда мы находились в Центре на переподготовке. Только эта пятидверная, а у меня была трех.
Дорога петляла, как ползущая змея. Осторожно, по кромке, с испугом поглядев в глубокий обрыв, объехали свежий обвал, появившийся в результате падения самолета. Поняли это сразу — вокруг валялись части фюзеляжа и мятая глыба мотора.
— Мой! — глухо буркнул сержант.
— Вижу. Это он, получается, в восьми километрах от тебя упал. Недалеко улетел.
— Да. Жалко машину, как родная была. Я на ней однажды под Харьковом бронепоезд атаковал. Сашка Козин паровоз расстрелял, а я по броневагонам бил.
— Помню, под Климовкой, читал рапорт. О, вот и основная трасса. Вроде чисто? Черт! Накаркал! — прорычал зло, остановившись.
И действительно, из-за поворота основной дороги появилась тупоносая морда грузового «Опеля», некоторого подобия нашей полуторки, за ним следующий и следующий.
— Может, мимо проедут? — с надеждой спросил Кречетов.
— Может. Дай мне винтовку и патроны, мало ли что.
Положил немецкий карабин на колени — правда, ствол пришлось выставить в открытое окно — и наблюдал за машинами.
— К нам твари! — прошипел я, сдавая назад.
Немцы нас видели, да и сложно было не увидеть — мы стояли открыто, в сорока метрах от поворота.
Вы пробовали ехать задним ходом, да еще и управлять одной рукой, да еще на такой трассе, где чуть зазеваешься — и в кювет? А до дна о-о-очень далеко? Попробуйте, всплеск адреналина получите незабываемый.
— До поворота, товарищ майор, там развернуться можно, — советовал Кречетов, крутя головой, глядя то на немцев, преследовавших нас, то назад.
Заскочив за поворот, я крутанул руль, из-за чего машину развернуло и она с силой ткнулась задом в валун. Включив сразу вторую, дал по газам под стук и мат из мятого багажника. Набирая скорость, мы понеслись обратно к ферме.
Проскочив завал, резко остановились, отчего сержант ткнулся головой в лобовое стекло.
— Что? — поинтересовался он, шипя и потирая ушибленное место.
— Гранату давай! Нужно подорвать те камни, они едва держатся, я это заметил, когда проезжали тут в первый раз.
— Товарищ майор, давайте я сам. У вас рука.
— Ну хорошо. Просто кинь ее за эту кучу. Думаю, даже небольшое сотрясение нам поможет, — кричать пришлось вслед, поскольку сержант уже выскочил из машины.
Размахнувшись, он зашвырнул зеленое яйцо на камни и шустро побежал обратно, не глядя на результат. В машину он запрыгнул уже на ходу. Дав газу, я стал разгоняться, когда приглушенно хлопнуло.
— Ну что там? — не выдержав, спросил, глядя на дорогу впереди.
— Осыпалось вроде, там пыль поднялась.
— Вроде не вроде, вперед смотри, там тоже немцы, как бы не нарваться. Оружие держи наготове, мало ли что.
— Хорошо, товарищ майор.
Мы проехали еще километра два; до поворота, откуда будут видны строения, осталось метров сто, когда я расслышал хлопки. Где-то недалеко явно стреляли. Остановившись и не глуша двигатель, высунулся немного из окна и прислушался. Рядом открылась дверца.
— Стреляют?
— Угу. Слышишь трещотку? Это пулемет работает, причем наш. «Дегтярь».
— Думаете, наши?
— На войне не надо думать! Думать надо до войны!.. А так хрен его знает. Ща до поворота доедем, там и посмотрим. За тылом смотри.
Подъехав к повороту, я заглушил мотор и велел Кречетову:
— Смотри, чтобы немцы не появились, а я сбегаю гляну, что там происходит. Снайперку давай, она мне может пригодиться.
— А стрелять?..
— Как-нибудь.
Подхватив мосинку, побежал смотреть, кто там воюет.
— Можно было и ближе подъехать, не увидели бы, — пробормотал я, устраиваясь за валуном.
Положив винтовку на камень, плотно прижал приклад к плечу и стал осматривать в прицел место боя. Дрались немцы с непонятной группой, которая скрывалась метрах в пятистах от меня на вершине одного из холмов, серого от высохшей травы.
А вот гитлеровцы оказались гораздо ближе, причем ко мне спиной.
«Метров двести».