— Ага, спасибо за щедрый дар… Ну, ты меня понимаешь… В общем, благодарю, и если могу чем-то, только свистни, всегда готов, хотя я муравей, а ты вон какой здоровенный… За добро надо добром, а тут привалило, ага, четыре в сумку, надо же, кто бы думал… Буду заботиться, а как же, еще бы… Да здравствуют эльфы, эльфизм и эльфийство как бы во всем мире!

Гелионтэль дергалась, ничего не поняла, но голос мой звучит уважительно, а смотрю, даже взираю на Материнский Дуб с почтением и благоговением в слегка трепещущем взоре, наконец она дернула меня за пояс и шепнула:

— Все-все, уходим!.. Не поворачивайся, это неприлично.

— Даже непристойно, — согласился я и подумал, что обычаи, особенно глупые, везде одинаковые, а вот умного так мало, так мало, только я и Бобик. Да еще арбогастр…

Новые жены на обратном пути окружили меня, щебечут и хватают за руки, цепляются, одна вообще попыталась взобраться на плечи, довольно успешно, и некоторое время ехала так, победно и свысока поглядывая на сестер, пока Гелионтэль не согнала.

Я в некотором смущении приглядывался к новой заботе, на первый взгляд выглядят одинаковыми, но это потому, что все четыре золотоволосые, с изящно вырезанными заостренными ушками и кукольно безукоризненными мордочками, но Мюэль, к примеру, с самой развитой фигурой, хотя, конечно, не доярка, в то время как Кюэль худенькая и гибкая, как молодая ящерица, а Яэль и Оэль по фигурам нечто среднее между ними, зато обе смешливые за всех сестер, постоянно строят глазки, кокетничают и подшучивают как над сестрами, так и над всем, что попадает на их острые язычки.

Я провел в домике сестер неделю, хотя планировал сутки уделить каждой, однако все как-то путалось, они оказались слишком смешливыми и дурашливыми, хохочут без умолку и обманывают меня, пользуясь тем, что я вот так с ходу еще не различаю их, а когда на четвертый день, переев сладкого, пытался смыться, Гелионтэль настояла на контрольной вязке.

На седьмой день сестры поутихомирились, начали прислушиваться к себе, как будто что-то уж может быть заметно, дуры, хоть и эльфийки, с другой стороны — натуральные блондинки, так что да, зато красивые настолько, что сердце заходится, ласковые и нежные, словно волшебство какое-то неземное…

Гелионтэль, как старшая сестра, на эти дни переселилась к сестрам, я вижу, как она волнуется и трепещет за будущее эльфийской расы, скорбит об утраченном величии этого древнего народа, переживает за свою семью, что в таком упадке, но я все уверял насчет временности спада и рассказывал про белые и черные полоски на удивительном животном, именуемом зеброй.

В конце концов я сказал торжественно:

— Знаешь, Гелионтэль… Эльф всегда должен делать наибольшее из того, что он может для общества, верно? Ну вот… Потому, если в сороратство входят и двоюродные, то я мог бы принять в семью и троюродных… Ибо для чистой совести и чувства удовлетворения… глубокого удовлетворения!.. нет ничего выше, чем потрудиться на благо нашего народа и сделать даже больше, чем от тебя требуется!

Она охнула, я видел, что растрогана настолько, что в ее огромных чистых глазах заблестели слезы признательности.

— Спасибо, Астральмэль…

Я распахнул объятия, она бросилась мне на шею, я обнял с осторожностью, стараясь не придавить выступающий животик.

— За эльфов, — сказал я самоотверженно. — Да здравствуют эльфы, эльфизм и наш особый эльфийский путь к всемирному эльфийству во имя… и во славу!..

— Я тебя люблю, Астральмэль…

— Это я тебя люблю, милая.

Она запротестовала:

— Ты должен говорить, что любишь нас!.. У тебя не должно быть обидных для других предпочтений!

Я возразил:

— А как же старшая жена, младшая жена?

— Это у людей, — уточнила она, — иерархия обидна, если зиждется… на таком шатком.

— Почему шатком? Ты мое солнышко, я тебя люблю, а это просто твои сестры.

Она сказала с наигранным возмущением:

— Да? А завтра тебе начнет нравиться одна из моих сестер, и ты меня отодвинешь в сторону?

— Разумно, — признал я. — Все верно, у эльфов намного больше разумных традиций и законов. Не понимаю, почему бы людям не поучиться у эльфов такому нужному для прогресса и вообще для блага цивилизации вдохновляющему и подвигающему сорорату?

— Люди глупые, — сказала она убежденно.

— И не говори, — согласился я. — Ничего, я в будущем подумаю над некоторыми щекотливыми аспектами внедрения и продвижения прогрессивных идей в ответ на появление некоторых проблем в виде однополых браков… гм… не обращай внимания, милая, это я сам с собой, люблю поговорить с умным человеком, и такую чушь, бывает, несу!

Она мило и тревожно улыбалась, я взял ее за руку и вывел на свежий воздух. День яркий и солнечный, напоенный последними днями весны и началом лета, но в этом лесу, как мне кажется, зимы не бывает вовсе.

Гелионтэль начала рассказывать что-то, но я слышал только милый щебет, этого достаточно, женщины обязаны уметь щебетать, а в этом эльфийки — лучшие из женщин, а сам всматривался в ярко-красного с зеленым и синим, словно цветной клубок разноцветных пушистых ниток, пажа королевы Синтифаэль.

Он бежит в нашу сторону со всех лапок, даже подпрыгивает, как щенок, от избытка сил и жажды делать все сразу, но, завидев меня, постарался нахмуриться, сделал румяную веселую рожицу строгой, даже брови сумел нахмурить.

— Конт Астральмэль, — вскрикнул он еще издали. — Конт Астральмэль!

Я с интересом всмотрелся в него, он остановился шагах в пяти и смотрел снизу вверх огромными детскими глазами.

— Конт Астральмэль…

— Это я, — согласился я. — А ты мальчик или самочка?

Он пугливо отступил на шаг.

— Я паж!

Я пробормотал:

— Только бы не третий пол, этого не вынесу… Ты хочешь к нам?

Он отчаянно замотал головой, уши образовали два красивых розовых полукруга.

— Не-е-е-ет!.. Ее Величество королева Синтифаэль…

— …рожденная из Света и Солнца, — договорил я нараспев. — Ох, как я люблю это произносить! По двадцать раз каждый день, как молитву. Так и доложи королеве.

Он сказал испуганно:

— Да, конечно… Но вы сами доложите. Она узнала, что вы здесь. И весьма разгневана.

Я охнул в тревоге.

— Что случилось?

— Она скажет, — ответил он мстительно. — Следуйте за мной.

Гелионтэль в испуге ухватила меня обеими руками за ладонь и крепко сжала.

— Астральмэль!

— Да?

— Держись почтительно, — прошептала она. — Не забывай, ты не у людей, а у себя на родине! Это… королева.

Паж побежал впереди, часто оглядываясь и опасливо припуская всякий раз, когда я по своей длинноногости догоняю. Затрещали кусты, Бобик выметнулся к нам, громадный и страшный, глаза горят, пасть распахнута до ушей, клыки сверкают люто, скажи кому, что это он улыбается, счастливец такой, боюсь почему-то, не все поверят.