Я сказал утешающе:

— Ничего, ваше величество! Я вон тоже не представляю, что делаю, но не останавливаюсь, ибо счастье в самом пути, как говорят мудрецы, а куда идешь — неважно! И что делаешь — неважно. Я, бывало, такого… и ничего, потому что мы — романтики!.. Цель неважна, важен процесс!

Она не слушала, беспокойно повторяла:

— Что же делать, как им помочь… Нет, мы просто обязаны, это наша родня, мы все — эльфы…

Я сказал гордо и с достоинством:

— Ваше Величество!.. Я отыскал этих дикарей, как вы точно заметили… или это сказал я? Неважно, я чувствую такое родство душ, ибо я иду в вашем кильватере и полностью живу вашими чуйствами, мыслями, обоняю ваш сладостный запах кожи, ваше…

Она прервала:

— Конт!

— Ваше Величество?

— Конт, — повторила она с нажимом, — у вас есть хитрость, изворотливость и выживаемость, так свойственные низшим формам жизни. Я поручаю вам изыскать способы, чтобы облегчить положение наших несчастных братьев и сестер!

Я воскликнул с восторгом:

— Это так благородно, Ваше Величество!.. Особенно что поручаете именно мне, потому что любой из вашего окружения высокородный и благородный эльф справился бы в два счета, а вот мне придется попотеть и поломать голову во славу всемирного эльфизма и демократии, вместо того чтобы заниматься какой-то человеческой хренью…

Она выслушала с каменным лицом, что-то мутно заподозрила, но лишь наклонила милостиво голову и произнесла торжественно:

— Конт…

Бобик снова несется впереди и подпрыгивает, как тот крохотный и трусливый пажонок. Арбогастр не отстает, довольный, что вырвались из леса, где так много мешающих вольной скачке деревьев.

Впереди выросли высокие стены Савуази, размеры столицы и сейчас поражают: такой стеной можно огородить небольшое королевство, к тому же стена вокруг города толстая и высокая, страшно и подумать, сколько камня ушло. Раньше я о таких вещах вообще не задумывался, а теперь вот, когда не только политик, но и хозяйственник…

На дорогах часто вижу караваны, как с тяжело груженными телегами, это на небольшие расстояния и по хорошим дорогам, так и с навьюченными лошадьми, эти сумеют пройти и через участки с полным бездорожьем.

Ортенберг встретил у ворот дворца, четкий, как идеально работающий механизм, собранный, я ощутил на себе его прощупывающий взгляд, словно могу нести угрозу его сюзерену, князю Ричарду Завоевателю.

Я сказал с высоты седла:

— Благодарю за службу! Все бы так…

Он ответил сильным голосом:

— У меня все, ваше высочество.

Я сказал с намеком:

— Придется тебя повысить.

— Ваше высочество, — сказал он с испугом, — я ничего больше не умею!

— И что? — спросил я. — Вот сколько дураков, за все готовы взяться, а сами только и умеют, что в носу копаться.

— Ваше высочество, — сказал он твердо, — у меня… иное воспитание.

— Хорошо, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал, как и положено лорду, свысока и милостиво, — это весьма, весьма!

И пустил Зайчика рысью по выложенной точно подобранным булыжником дорожке, а справа и слева, за отгороженными невысокими декоративными кустами тропинкам, прогуливаются придворные дамы. Вообще-то бездельницы, но, как горячо уверил сэр Вайтхолд, они необходимы для оживляжа, украшения, как и вот те цветущие кусты, только кусты сидят на одном месте, а эти передвигаются туды-сюды и еще чирикают, чирикают, чирикают…

Услышав бодрый цокот копыт, дамы оборачиваются с интересом, а когда видят меня, такого, ну прямо самому хочется с удовольствием посмотреться в зеркало, как же я хорош, судя по выражению их лиц, улыбаются во все щечки и приседают, приглашая посмотреть на свои арбузики.

Я милостиво кланялся и улыбался, улыбался, женщинам положено улыбаться даже вот так, без причины, как дурак, но это как бы оправдано, потому что с женщинами мы все почему-то дураки, а кто не дурак, то какого хрена он тут делает и зачем вообще живет на свете, умник?

Во дворце начался переполох, все оживилось, народ забегал ускоренно, все выстраивается под нужды верховного лорда, а это значит, что сейчас и сэра Вайтхолда расталкивают, если спит, напяливают на него камзол, надевают цепь и, подталкивая в спину, трусцой ведут в его кабинет, что рядом с моим.

Оставив Зайчика конюхам, а за Бобиком не успеешь, я двинулся в головной корпус, прошел через холл и первый зал, слева торопливо и несколько вразнобой протрубили фанфары, перед ними размахивает руками, словно дирижирует, один явно из поэтов.

Я остановился, спросил резко:

— Эй, а где Чувствий?

Он ответил испуганно и таким хрипло-сиплым голосом, что сразу же закашлялся:

— Ваше высочество, он срочно отбыл!

— Один?

— Нет, взял с собой почти всех бардов, менестрелей и миннезингеров!

— А тебя почему не?

— Я приболел, — ответил он так же сипло. — В жар бросало…

Я подумал, кивнул.

— Ладно, думаю, ты тоже сочинять умеешь?.. Я тут по дороге пестню придумал, да потом то ли забыл, то ли забраковал… Зато припев просто чудо! Ты пестню мою вспомни и запиши, а припев будет этот вот: «Козаки, козаки! Едут-едут по Варт Генцу наши козаки!»

— А что такое «козаки»?

— Козаки, — сказал я терпеливо, — в диких землях их называют вообще казаками, так как правильно выговорить не могут, это такой подвид лыцарей, то есть отборных рыцарей, усато-чубатых по внешности и берсеркеристых в бою, если сильно выпьют. Но, для понимания простого народа, можешь заменить их упрощенным словосочетанием типа «Доблестные орлы на скоростных конях, основная ударная армия вспомогательных войск».

— Ваше высочество!

— Не реви, — сказал я строго. — Подумаешь, длинновато. Ну и что?.. Если есть талант, то никто и не заметит, если где и выпирает малость на какую-то милю. Твори, я всегда поощряю таланты и труд во благо Отечества и ордена Марешаля!.. Государство во главе с мудрым и дальновидным властелином во главе… надеюсь, не нужно указывать пальцем?.. всегда поддержит властителей дум и чаяний народа и с заботливой готовностью укажет, о чем думать и о чем чаянить.

— Ваше высочество!

— Вот-вот, — сказал я нежно-сурово и по-отечески, — все будет хорошо, все будет хорошо, я это знаю… В общем, твори шедевр. Чтобы через неделю даже коровы ту пестню намыкивали!

Твердыми шагами я пошел к себе, там взревел зычно, нужно вырабатывать командирский голос:

— Сэр Вайтхолд!.. Не спать, не спа-а-ать!

Он возник на пороге, живой и быстрый, с таким видом, словно и стоял здесь, когда я ввалился, я даже вздрогнул.