Никто не хотел рассказывать о каких-то неудачах, а сломанный нос, к примеру, оказывался по факту жуткого столкновения с целой толпой охуевшей в край гопоты. Ну, или наоборот, когда типа менты прессовали как нормального пацана, не сдавшего своих.

Да, за спиной у многих имелось многое. Старый так вообще удрал в армию, чтобы не сесть, без анекдотов на тему, а тупо чтобы не сесть по статье о грабеже. Старый пошёл в спецвзвод и не стал разведосом, оказавшись в РМО и заняв почётное уважаемое место хлебореза.

Шомпол пришёл в армейку из Чапаевска, а Чапаевск, все знали, в девяностые был ровно Чикаго в США времён сухого закона. Не в плане крутости и многочисленности мафиози а-ля Аль Капоне, не-не. Такие парни обретались вокруг завода ВАЗ в Тольятти, потрошили остатки авиационной и механической промышленности Самары и забирали огрызки в Сызрани. Чапаевск все знали за самое настоящее гнездилище производства ханки, опиата, разбегавшегося по области и округе с окрестностями. Шомпол радовался своей должности старшего стрелка-пулемётчика и присутствию в нашей бравой части.

Мы были разными, а служба делала всех ещё разнее, страннее и — иннее. Главное правило, нунжое отцам-командирам, соблюдалось неукоснительно:

— Чем б солдат не занимался, лишь бы только заебался!

Нас и заёбывали как могли, в основном не обучая всяким премудростям навроде ТП ВВ, тактической подготовки Внутренних Войск, разборке и работе со всеми видами вооружения батальонов и не только, или даже нормальной физухе. Времени на это не имелось, а желания уж точно не присутствовало.

Потому для нас имелся весь возможный блок хоззадач и, что куда важнее, лопаты, кирки и ломы за-ради расширения с углублением позиций. Не сказать, что идея глупая, пацаны третьего батальона, вставшие в Первомайку следующего выезда, явно порадовались результатам таких усилий, когда пришло время укрываться от осколков с пулями.

Дневальным, стоящим на грибках у палаток, остаться сам на сам с сами собой тоже не светило. Дневальный, станок ебальный, задрачивался по полной программе: порядок, вода в термос, снова порядок, дрова, дрова, порядок, на грибок, отбиться на три часа в ночь и если повезёт — ещё на пару часов и… И дежурство закончилось.

Одиночество имелось только на одиночных постах. Как и постоянное желание надавить на массу, накинуть по часику сна на глазок, покемарить и не попасться. Одиночество оно такое, одиночество опасно, одиночество, как известно, та ещё сука.

Как там дома? Мысли о доме были всегда и останутся навечно, даже если служить вам выпало в колониальных морпехах, а вместо бородатых инсургентов вашим вражьём стали Чужие.

А вот год назад в это время мы с пацанами, ну или не с пацанами, гуляли-бухали-курили-кувыркались в постели или даже смотрели новый-новый фильм «Крик» от режиссёра «Кошмаров на улице Вязов».

А вот сейчас бы вместо этого всего надеть нормальные джинсы, куртку, обуть зимние удобные ботинки на толстой подошве, пойти пройтись, послушать новый альбом… Да точно кто-то написал новый альбом, а не это всё и…

На Кавказе ночи красивые и когда стоишь на посту один, лучше всего стоять не там, где в глаза бьёт свет. В такие моменты стоять надо в темноте и видеть всю красоту рассыпавшейся алмазной россыпи звёзд до появления серебристого полного круга Луны.

Романтика, а не одиночество, слово чести.

Мейджик

Черт его знает, почему Мейджик. Имя, фамилия и отчество никак не намекали на английское прозвище. Совершенно. Смахивал ли он на Ирвина Джонсона, он же Волшебник, из Лейкерс 80-ых и времён Дрим-Тим Барселоны 1992-го? Ну… Он явился, и всё встало на свои места.

Средний рост, плотный, черные жесткие волосы, всегда сизая щетина, даже спустя два часа после бритья. Аккуратный комок, всегда навыпуск, с портупеей под ним, кепка, казавшаяся твердой, прогнутая посередке, с острыми ушами, полевая серая кокарда. И полевые погоны-бегунки со звездами старшего прапорщика. Кроссовки на выездах, кроме построений и караулов. Старшина первого батальона, за ногу его, человек, оставшийся в памяти каждого, служившего в первом БОНе.

— Товарищ прапорщик, это же есть невозможно.

— Пасть закрой, рядовой.

— А сигарет нет?

— Холодно ночью на постах.

— Рты закрыли, военные и валим отсюда!

Первый Дагестан показался не просто негостеприимным. Не было на Первомайке ничего хорошего. Совершенно и абсолютно.

— Ничо, пацаны… — один из контрабасов, живших в нашей палатке, читал «СПИД-Инфо». — Скоро мейджик приедет.

— Кто?

Тот вздохнул и закурил.

— Мейджик. Сами увидите.

А он взял и приехал. В блестящих берцах, отутюженном комке и своей смешной кепке. Мейджик.

С кухни с утреца раздалось несколько рыканий, что-то грохотало и звенело, РМОшник, отвечавший за жратву, выскочил курить с детской обидой в глазах и желанием расплакаться. Каша, хренова гречка, оказалась не жидкой замазкой для обоев, а кашей. Яйца были сварены вкрутую, откуда-то вдруг срочникам разливали сок, а на хлеб, в рот мне ноги, клали по сколько-то кусков копченой колбасы.

— Первый батальон строится на караул!

Мы построились. Уже привычно за месяц с небольшим, уже почти наполовину со своим призывом, уже ожидая самого приятного в ночных часах — дубеющих ног в сапогах под утро, в дагестанском ноябре, у границы со свободной чеченской республикой Ичкерия.

— Бойцы!

Мейджик хмурил сросшиеся густые брови, недовольно водил немалым казачье-кавказским носом и говорил прописные истины: про сон на посту, про проеб…нные магазины с патронами, про гигиену, ужин, внимание на постах и все прочее.

— Ко мне по одному!

Я подошел каким-то там по счету.

— На, на смену.

Пачка «Примы» в ноябре девяносто восьмого… это, сука, сокровище. Особенно, когда ты самый настоящий дух и какое-то время плохо соображаешь — что происходит вокруг.

— Отдыхающая смена приходит сюда, как смените шестую роту. За тулупами и валенками.

Тулупы, мать их, и валенки. Ага, так оно и случилось.

После Нового Года, когда магазины у часовых улетали за ночь раза два-три, оказываясь потом в Первомайке, обмененными на всякую хрень, Мейджик взял черенок от лопаты и чуток подработал его в КУНГе на станке. Чтобы в руке удобнее лежал.

— Я никогда не бью солдата, если пьяный, бойцы! — Мейджик, чуть покрасневший, стоял в вагончике у автопарка. — Вы ж меня до чего довели, куски дебилов?! Вы что, не можете сраные магазины сберечь? Вы чо дрыхнете как суслики, воины?!

Магазины перестали пропадать.

Как-то раз его кто-то упрекнул в водке. Мол, трщ стршина, вы вот сами берете магарыч, и…

— Да вы совсем охуели, — устало протянул Мейджик, — сюда идите, воины. Все.

В