о том, с чем встретится конкретный участник, ложась в гамак. Когда человек погружается в него, слушает трансовый внутриутробный звук, то тело его расслабляется, постепенно набираясь ресурса. Когда уровень достаточно повышается, то начинает подниматься травматический материал.

Я неоднократно замечала такую динамику на группе: изначально все идет тихо и плавно, затем у кого-то одного поднимается подавленная эмоция, следом за ним, словно цепная реакция, остальные участники встречаются со своими чувствами и травмами. В какой-то момент все они доходят до пика, проходят его. После этого накал переживаний на группе переходит в плавное протекание.

Так работает поле на групповых встречах. Когда у одного всплыл болезненный травматический материал, то так же у остальных появляется возможность пойти в свой опыт и немного ускориться. Происходит такая легализация коллективная: «Кто-то закричал, заплакал, значит, и мне можно».

При попадании в травму в «Добаюкивании» исцеление происходит за счет того, что опыт перерабатывается. Травматизация происходит, потому что у ребенка нет возможности выразить эмоции, убежать, отразить или сказать: «Мама, ты не права!» Когда травматический материал поднимается, происходит повтор травмы, в которой есть недостающий опыт: чтобы остались рядом, выслушали, эмоции выдержали, любили, несмотря ни на что. Очень часто дети из гамака просят: «Мама, скажи, что ты меня любишь, ждешь. Скажи, что я важен и нужен».

Когда в «Добаюкивании» этот травматический материал поднимается, то у участника есть возможность по-другому его прожить: почувствовать эти эмоции, позволить себе их проявить, предъявить претензии. В практике рядом есть человек, на которого происходит перенос материнского образа, и он способен создать условия для исцеления. Благодаря этому у ребенка есть возможность встретиться с эмоциями, поднимающимися из недр души, не опасаясь, что мама не выдержит, станет эмоционально холодной, оставит или уйдет. Наоборот, она говорит: «Да, тебе можно это испытывать, тебе можно на меня злиться. Поплачь, покричи. Тебе можно. Ты можешь выражать все свои эмоции, а я буду с тобой. Я никуда не денусь. Буду рядом».

Однажды на практике у меня была ситуация, когда ребенок маму провоцировал. Девушка в гамаке просто кричала минут 15−20: «Не подходи ко мне! Уйди от меня! Не прикасайся! Я тебя ненавижу! Ты мне не мать!» А женщина, которая была в роли мамы, открыла потрясающий процесс: «Хорошо, я не буду тебя трогать. Я сяду вот тут рядом и никуда не уйду. Просто буду с тобой и никуда не денусь. Я все равно тебя люблю!» Она сидела и повторяла эти слова, как мантру. И в какой-то момент, когда вся агрессия, скопленная внутри, была выражена, у девушки пошли слезы. После она позвала маму, которая смогла ее докачать, добаюкать. После рождения они сидели в обнимку, обе плакали, ведь практика запускает не только процессы ребенка, но и второго участника.

Эта провокация была попыткой доказать, что мама в практике поступит точно так же, как и реальная, – бросит и уйдет. А она осталась и была рядом. Благодаря этому вся злость, что копилась годами, смогла выйти, за ней открылась дикая глубокая боль.

Страдание является своеобразной обратной стороной агрессии. Человек идет бить только тогда, когда сделали больно. Сама девушка живет из концепции агрессии: «Я сейчас все разрулю, свои порядки наведу. И что вы мне сделаете?!» Именно так она выстраивала стратегии своего поведения. Докопаться самостоятельно до сокрытой внутри боли – страшно и небезопасно в одиночку.

А в практике получилось сделать это экологично и бережно, потому что рядом была эмоционально доступная мама – человек, на которого можно опереться.

Сила выжившего

У каждого из нас есть естественные механизмы, которым просто нужно дать запуститься. «Добаюкивание» дает возможность создать условия, чтобы исцеление свершилось. Мы все когда-то справились с травмой, выжили. То, что всплывает в памяти, не является чем-то новым. Когда-то раньше человек уже справился с этим. Если речь идет о внутриутробном периоде, то тогда не было речи, осознания, понимания, но при этом психика справилась. Ее ресурсов было достаточно, чтобы прожить это и как-то переработать. Здесь очень важно уважать силу выжившего.

Каждый травмирован по-своему. Но именно травмы формируют идентичность человека, его характер, каждая из них запускает внутри силу, ресурс. Если же этот опыт воспринимать как нечто ужасное, то человек остается в позиции жертвы. Если же смотреть на травмы с точки зрения событий, повлиявших на становление характера, то можно расценивать их как Дар свыше.

Например, если бы не мои травмы, то я не научилась бы в раннем возрасте так сильно чувствовать свою маму по взгляду, по вздоху, по жесту. Благодаря этому я имею очень высокий уровень эмпатии, умею очень чутко чувствовать людей. В моей профессии это просто необходимый навык.

Как происходит исцеление

Мы ранимся в контакте с другим, и исцеление происходит также в контакте с другим.

Каждый человек так или иначе травмирован, и, конечно, невозможно изменить прошлое как таковое. Но исцеление любой травмы возможно, и это, безусловно, радует. Исцеление – это естественный процесс, которому необходимо дать возможность запуститься.

Природа наделила нас и животных схожими реакциями на угрозу, так строение нашей нервной системы и мозга схожи, за исключением неокортекса (коры головного мозга). Наш ствол головного мозга и мозг рептилий одинаковы, а наш лимбический мозг одинаков с мозгом млекопитающих.

Когда животные сталкиваются с угрозой для жизни, то они быстро проходят через шоковую реакцию и полностью восстанавливаются. В дикой среде звери живут в большом стрессе, постоянно прилагают усилия, чтобы выжить: защититься, прокормить себя, обеспечить потомство. Но представить льва, изгнанного прайдом, в депрессии – невозможно. По сравнению с животными, мы живем в безопасности.

В животном мире после замирания, если удалость спастись, происходят естественная реакция и сброс остановленной энергии через тряску и дрожание всего тела. Например, львица из засады нападает на антилопу. Жертва понимает, что нападать – не ее прерогатива, убежать она не успеет, остается оцепенеть. За долю секунды до того, как львица хватает ее, антилопа падает на землю. Если ей повезет, то хищница оттащит ее в кусты и пойдет за потомством. За это время антилопа приходит в себя, встряхивается всем телом и убегает. Если не повезло и львица собирается сразу съесть жертву, то инстинкт оцепенения помогает ничего не чувствовать. В животном мире инстинкт «замри» срабатывает, но когда опасность миновала, то зверь быстро приходит в свое обычное состояние и продолжает свою жизнь.

Мы тоже обладаем этими особенностями, если только естественный процесс преобразования энергии после травмы не был прерван или остановлен. Очень яркий пример –