Из-под двери в комнату Бланш выбивался свет. Значит, она еще не спит. Он поколебался, затем вошел. Она сидела в дальнем углу комнаты около свечи и штопала что-то из одежды. При виде нее на сердце у Саймона стало очень легко. Он почувствовал, что вернулся домой.

Бланш подняла глаза. Она слышала, как Саймон говорил с кем-то внизу, затем мысленно проследовала за ним по лестнице, поняла, что он постоял на площадке, прежде чем войти. Но она постаралась сохранить спокойствие. Это была самая трудная роль в ее жизни.

– Ты вернулся? – сказала она, снова берясь за работу.

– Да, – Саймон рухнул на стул. – Не очень-то приветливо ты меня встречаешь.

А чего он хотел, чтобы она бросилась ему на шею? Ни за что. Она больше никогда не будет вести себя подобным образом!

– Узнал что-нибудь?

Саймон нахмурился и скрестил руки на груди.

– Ничего. Только выяснил, что наши торговцы – никакие не иностранцы, – сказал он и пересказал ей все, что узнал. – Боюсь, они не имеют никакого отношения к смерти Миллера, – заключил он.

– Понятно. То же самое можно сказать о жене Миллера.

– ???

– В тот день она навещала родителей в деревне.

– Но она пришла и застала меня в доме…

– Она только вернулась.

Бланш закончила штопать и откусила нитку.

– И есть люди, которые могут это подтвердить.

– Проклятие! – Он облокотился на спинку стула. – Как ты узнала?

Бланш взяла свой чепец и осмотрела его, потом отложила. Ей больше нечем было заняться, нечем отгородить себя от Саймона.

– Я следила за ней, – произнесла она спокойно.

– Проклятие! Ты понимаешь, что это было очень опасно?

– Мне ничего не грозило, – сказала она, не показывая, что тронута его заботой. А все потому, что он скрыл от нее самое важное. – Женщина, с которой я разговаривала, – горничная миссис Селли, – Бланш сжала руки на коленях. – Она рассказала мне кое-что интересное.

Саймон продолжал смотреть в окно.

– Что?

– Она рассказала мне о твоем сыне.

Некоторое время Саймон продолжал стоять, не шевелясь, затем шумно выдохнул.

– Вот черт!

– Ты не считаешь, что должен был мне рассказать?

– Проклятие, Бланш, – закричал Саймон. – Почему ты не можешь понять? Я – незаконнорожденный! Думаешь, мне хочется, чтобы и мой сын был таким?

У Бланш перехватило дыхание.

– Прости, я об этом не подумала.

– Вот именно, – сказал он с горечью в голосе. – Потому что ты не знаешь, что это такое.

– Не знаю, – закричала теперь Бланш. – Не знаю, каково это, сомневаться в том, нужна ты или нет, не знаю, каково не иметь семьи, не иметь дома, где тебя любят и ждут? Конечно, откуда мне знать? Кто-то принял меня из милости, а потом всю жизнь говорил, что я была самой большой ошибкой своих родителей. Меня не называли незаконнорожденной, но от этого не становилось лучше!.. – она откинулась на стуле, изможденная порывом. – Я чувствовала себя никому не нужным изгоем…

– Прости, – тихо сказал Саймон. – Я не хотел обидеть тебя.

– Неужели?

– Я просто пытался защитить себя. Я не хотел, чтобы ты плохо обо мне думала.

– Из-за ребенка?

– Нет. Из-за того, что я не женился на его матери.

– Но ты занял денег на его содержание.

– Кто тебе рассказал?

– Нэнси, служанка миссис Селли. Значит, эти деньги ты должен был Миллеру?

– Да, – Саймон снова сел на стул. – Я… Я попал в переплет, Бланш. Я всегда осторожен, ты же знаешь.

Саймон покраснел.

– В смысле детей.

– О! – Бланш почувствовала, как краска заливает ее лицо. – Теперь понятно.

– Что?

– Ничего. Расскажи мне все. Я должна знать, а тебе, думаю, надо выговориться.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Бланш, это не так-то просто.

– Сколько ему лет?

Саймон тяжело вздохнул.

– Еще и года нет, – сказал он и развел руками. – Я никогда не видел его.

– Что?!

– Я никогда не видел его.

Он отвернулся, и Бланш заметила, как напряжена его спина.

– Как и мой отец никогда не видел меня. Видишь, я продолжаю традицию своей семьи.

– Саймон…

– Она была актрисой, как и я. Ты же знаешь, какая у нас жизнь, Бланш. Мы стали близки. И… ну, ты понимаешь, всякое случается. Проклятие! – Он ударил кулаком по подоконнику. – Я всегда был очень осторожен, и только один раз… Я предлагал ей пожениться. Не думай, я не бросил ее.

– Я так не думаю.

– И я знал, что ей понадобятся деньги, или, если честно, они понадобятся мне. Поэтому и пошел к Миллеру. Я хотел занять денег, чтобы купить дом. Я бы остался с ней, Бланш. У нас была бы семья.

– Я верю тебе, Саймон.

– Поэтому я сделал ей предложение.

Она рассмеялась мне в лицо.

– Что?

– Она нашла «покровителя», вышла за него замуж. Он адвокат, и, насколько я знаю, очень преуспевающий. И он считает, что ребенок от него, – Саймон помолчал. – И это может быть правдой.

Бланш поднялась, подошла к Саймону и положила руки ему на плечи. Из всего, что он ей только что рассказал, последнее, наверное, причиняло ему самую сильную боль.

– Мне жаль, – сказала она и прислонилась лицом к его спине. – Мне очень жаль.

– И ты останешься?

– Конечно, почему нет?

Саймон повернул голову, и Бланш заметила в его лице презрение, но не к ней, а к самому себе.

– Теперь ты знаешь обо мне самое худшее, Бланш. Что я не могу быть отцом собственному ребенку.

А еще его обвиняли в убийстве. Но почему-то теперь для Бланш это не имело никакого значения. Саймон был хорошим человеком, заботливым отцом, и неважно, как они встретились, неважно, в чем его обвиняют.

– Ты любишь его?

Она почувствовала, как под ее щекой мускулы его спины снова напряглись.

– Да, – сказал он помолчав. – Люблю.

– Как ты думаешь, он счастлив?

– Я очень на это надеюсь, – он снова помолчал. – По крайней мере, я слышал, что у них все хорошо.

– Тогда ты сделал все, что мог. У него есть родители, Саймон, – она почувствовала, как он вздрогнул. – И дом. Ты сделал все, что было в твоих силах.

– Хотелось бы мне верить в это.